На этом мысль ускользнула — адепты волновались нешуточно, садясь на скамейки вдоль борта. А когда прилетела команда пристегнуться.
Самолёт уже парил, уши закладывало, тошнота подкатывала к глотке, а препод-инструктор как ни в чём не бывало прохаживаясь по салону, давал наставления и краткие указания, что делать, когда и как…
Не знаю, как другие, но я глохла от ужаса, потому что кошмар был явью, и сейчас нам предстоял спуск на землю с парашютами!
— А разве инструктаж на земле… — промямлила, цепляясь за разумное.
— Всё что нужно, у вас есть! — отрезал злобный упырь с таким лицом, будто я ляпнула несусветную глупость.
Я затравленно покосилась на остальных — бледные, испуганные, вжимались в борт самолёта и отчаянно причитали/молились. Уж не в курсе кому, но явно их молитвы не достигли цели.
Упырь широким жестом распахнул дверцу посередине борта:
— Первый, готовьсь! — отдал распоряжение препод.
Мы дружно ахнули. Я так, что затылком ударилась о металлическую стенку, таращилась на побледневшего Фрейна. Бедолага замялся, и его, точно щенка, швырнули в распахнутый проём.
Вот тогда и остальные забились в ужасе, но упырю было плевать. Он методично, размеренно отправлял адептов в свободный полёт одного за другим, и лишь редкие шагали сами. А вот я знала наверняка, что сама — ни за что. Я вообще дико боялась высоты, а когда прозвучало моё имя, и рядом остановился упырь, отчаянно замотала головой:
— Нет! Я против! Не давала согласия... — концовку орала, брыкаясь и лягаясь в крепких тисках изверга-препода, решившего и мой полёт взять в свои руки.
Без сюсюканья, уговоров, схватил за шиворот и поволок к выходу.
— Елисия Чарльстон, — с шипением чеканил упырь, — хватит истерить! Ожидание смерти, страшнее самой смерти!
Он, по ходу, получал истинное наслаждение от нашего страха.
Пихнул меня в дыру…
Инстинкт самосохранения сработал, как часы, и я, уже глядя в бездну, растянулась, точно человек-резинка — упёрлась руками-ногами в проём, не позволяя выпасть. Вокруг бил ветер, меня жутко качало, от свиста и ужаса глохла, но сражалась за свою жизнь:
— Я на вас в суд пода-а-а-ам… — это уже орала, получив толчок в спину и падая в пустоту неба.
Сердце вслед за мной ухнуло в пустоту. Меня накрыла тягучая темнота, зато стало легко и свободно, и я бы там отдыхала, нежилась, спасалась от жестокой реальности, да кто-то злой в моей голове рявкнул:
— Не раскрылся основной, не фиг дёргать запасной!
Да так, что распахнула глаза и тотчас попала в тот же кошмар — я парю... правда, как подбитая птица.
То тут, то там висели купола/грибочки/адепты, а вот я… стремительно и уверенно падала... точно мешок с картофелем.
Падала ровно до момента, пока не поравнялась с другим, таким же умелым парашютистом, как и я.
Ярич приближался к земле, и чёрт его знает, что во мне сыграло, испуг, наверное, но я к нему потянулась.
Кое-как... еле-еле, кончиками пальцев коснулась, пока удачней не зацепила за плечевой шов комбинезона… Следом за рукав, а только схватила его ладонь, Ярич вспыхнул синеватой аурой. Распахнул глаза. Такие же кровавые, как у стихиников-упырей и его от меня отшвырнуло ударной волной.
Моё сердце ударилось куда-то в глотку, и тут Ярич.... растворился в воздухе.
Это что за?!
От ужаса, что его упустила, перед взором всё поплыло.
— Живо! Дёргай кольцо! — вновь в голове раздался голос взволнованного препода.
Я истерично стала обшаривать себя на предмет «что дёргать», но накатывала такая тяжесть, а земля стремительно приближалась, что я уже рук не чувствовала.
Обречённо закрыла глаза, но прежде чем провалиться в небытие, померещилась близость Грознича.
В меня просачивался холод, но было приятно, будто мята наполняла рот. А потом сердце возмущенно пробило громкий удар. В грудь что-то кольнуло, и я распахнула глаза, тотчас утонув в кровавых — Грознича. Его губы были на моих, дыхание в меня... и я ощущала безграничное волнение.
— Не смей так делать, — отстранился от меня Шепс.
— Как? — хрипло прозвучал мой голос. Я лежала на земле, упырь склонялся надо мной, вокруг толпились другие. Моё сердце чеканило ритм жизни, а в груди расползалось жжение.
— Почему не дёрнула кольцо? — был всё так же спокоен Шепс. — Умереть захотела?
— Не получалось, — вяло отозвалась, чувствуя дикую тяжесть и усталость.
— Чарльстон!.. — гневный тон ректора нарушил нашу странную, мило-волнительную сцену.
Меня доставили в лазарет, не переставая выговаривать за неподобающее поведение. Накачали чем-то, и я вырубилась.
Когда проснулась, мне было гораздо лучше. А что вызвало улыбку — рядом, на стуле, сидел Грознич. Он казался невероятно милым, и его внимание трогало до глубины души.
— Ты меня спас, — шепнула благодарно, чуть выше натянув одеяло.
— Везение, и это пугает, — так же тихо отозвался упырь.
— Почему? — озадачилась я.
— Я тебя больше не слышу, — хмуро взирал на меня Шепс. — Твои мысли, — пояснил терпеливо на мое озадаченное молчание. — Не знаю, что случилось, но твой голос в моей голове, словно выключился. Хоп, и связь оборвалась.