Я затаив дыхание пронаблюдала, как из-под края желтой футболки вылез краешек взлохмаченного серого меха, который я поначалу приняла за ухо, а затем и весь пленник. На лапке у него все еще торчала затянувшаяся шерстяная красная нитка, а сам он дрожал и настороженно поводил похожим на кошачий носиком. Даже усы торчали — серенькие, коротенькие, испачканные паутиной и клочьями пыли.
Вот это повезло! Может, приручить получится?
Моей первой мыслью было вызвать Доманю, но ведь она хламовиков терпеть не может. Еще выпустить заставит... Нет, я его, конечно, выпущу, но не сейчас же!
Я, поглядывая на ведро, из которого пока не доносилось ничего, кроме легкого шуршания, отправилась шарить по кухонным шкафам в поисках чего-нибудь, что может послужить устойчивой миской для воды и кормом для такого экзотического питомца.
День 12, когда Аня пытается приручить хламовичка
Вечером я долго не могла уснуть, все ходила вокруг ведерка. Памятуя о словах Домани, что хламовички вечно сгрызают домовячью еду, я положила туда печеньку. Миской для воды послужила пепельница: небольшая, но тяжеленькая. Помнится, кто-то презентовал ее дедушке, а он и не курил никогда, насколько я помню...
Мимоходом я задумалась, почему бабушка и дед хранили эту пепельницу. Даже в подъезд ее не выставили, где курильщики стряхивали пепел в замызганную банку из-под дешевого кофе. Не передарили какому-нибудь курильщику...
Я припомнила, что мама всегда говорила, что это некрасиво — передаривать подарки. А вдруг человек спросит, куда делась вещь? Он же старался, выбирал.
А ведь и я тоже храню подарки, вспомнила я, даже самые дурацкие. На первом курсе согруппнички мне подарили какую-то заумную философскую книгу, которую я при всем желании не смогла осилить. Как-то я получила в подарок мягкий нос, при нажатии на который из ноздрей вылезала резиновая же слизь. Фу, гадость, и почему я это сразу не выкинула?
Ночью я все прислушивалась к шорохам в ведерке. Даже ночник откопала и спала при его свете — вдруг сородичи моего пленничка придут его выручать?
Но зверек вел себя тихо, иногда шурша и скребясь в пластиковые стенки. А вдруг процарапает? Надо ему клетку сообразить. Та, птичья, с балкона, не подойдет. Ему бы широкое что-нибудь, а то пепельница почти все место на дне заняла.
Утром я первым делом бросилась к ведерку. Поначалу мне показалось, что питомец удрал, но потом я увидела под складкой футболки кусочек серой лапки. Лапка, кстати, была вовсе не кошачья, а с пальчиками, как у крысок, но изрядно заросшая пыльным мехом. Если сожмет в кулачок — то уже можно принять за лапу маленькой игрушечной кошки.
Ткань футболки чуть-чуть шевелилась от дыхания зверька. Печенька лежала нетронутой — но ведь и домовячья еда была на вид таковой, а между тем я сама тогда видела каким-то волшебным образом, что они ее погрызли!
— Эй, — тихонько позвала я. — Не бойся!
Я подпихнула овсяную печеньку поближе к складке ткани, но хламовичок не двигался, словно пытался притвориться невидимым, как зайцы на снегу.
Съешь, — сказала я ласково.
Эх, если не будет есть, придется выпускать. Вдруг они совсем в неволе не живут? Ладно, Доманя, конечно, заругается, но надо у нее спросить.
После акции. А то опоздаю!
Я наскоро позавтракала, подложила в ведерко кусочек сыра и ломтик яблока. Окинула критическим взглядом макулатуру. Приподняла рюкзак, одну кипу, сумку...
Нет, это все я точно не донесу.
С другой стороны, идти до нужного места — минут пятнадцать, а акция будет идти два с половиной часа. Должна успеть.
Надев футболку попроще, я забросила на плечи туго набитый рюкзак и взяла в каждую руку по увесистой кипе. Вперед, к расхламлению!
Место акции я нашла быстро: там висел, трепыхаясь на ветру, ярко-зеленый баннер с надписью: “Сдай макулатуру — помоги детям”, а девушки в одинаковых футболках ловко перебрасывали в мешки принесенные книги и бумаги. На асфальте стояла громадная коробка книг, в которой копались две женщины, выбирая себе книги.
— Привет, куда это положить? — Я обратилась к улыбчивой блондинке в очках, на вид — моей ровеснице.
— Давай сюда книги. — Она легко приняла у меня увесистые кипы. Я потерла свои пальцы, на которых остались красные следы от веревочек. — А то, что не связано, а россыпью — вон, в мешок сбрасывай. Только смотри, чтобы там ламинированной бумаги не было. Еще обои не берем, чеки и салфетки. Коробки от яиц тоже не принимаем, но если принесли. вон отдельный мешок для них...
— Нет, такого нету. — Я под присмотром блондинки вытряхнула содержимое рюкзака в большой мешок. — Я сейчас еще принесу, хорошо?
— Тащи, спасибо, — улыбнулась блондинка.
Я бросилась домой с практически невесомым рюкзаком за плечами. Когда я вернулась, то народу явно прибавилось. Девушки-волонтеры метались между участниками, стараясь помочь всем.
В третий раз я шла медленно, устало передвигая ноги. Не желая идти в четвертый раз, я нагрузилась макулатурой так, что готова была все на свете проклясть. Жила же я без расхламления, куда меня понесло.