Академия Сердцеедов. Охота (СИ)

— Ты! — она подскочила ко мне и, схватив за грудки, вытащила из-за стола, — Ты!

У нее был совершенно безумный вид. Лицо малиновое, губы перекошены, а в глазах такая ярость полыхала, что я и правда испугалась, что она меня ударит.

— Из-за тебя! — шипела Карла мне прямо в лицо, — из-за тебя сейчас меня позорили эти зажравшиеся…наглые…самовлюбленные уроды! На пустом месте пропесочили, будто я им какая-то нищенка из подворотни!

С этими словами она встряхнула меня так сильно, что в глазах потемнело.

— Пусти! — я умудрилась вырваться из скрюченных, как у хищной птицы, пальцев, и отскочить на безопасное расстояние, — Ты и есть нищенка из Муравейника, как и я. Тебя песочили, потому что воров никто не любит и по голове гладить не собирается.

— Воров? И что, интересно, я украла? Никчемный хайсер? Такой убогий, что даже на платья девочкам не хватит? — брезгливо выплюнула она, — так я его забрала в качестве уплаты, за то, что терпела столько лет в своем доме гадкого приблудыша. Или я должна была по доброте душевной кормить тебя, поить, сопли подтирать?

— Где ты и где доброта? — холодно спросила я.

— Вон как заговорила, — ее лицо еще сильнее исказила злоба, — поступила в эту дыру и все? Перья на заду растопырила? Важная стала? Дрянь неблагодарная!

— За что мне стоило тебя благодарить? За то, что всю жизнь шпиняла меня? За то что позволяла своим драгоценным девочкам издеваться и ноги об меня вытирать?

— Не смей ничего говорить про моих дочерей! Ты им и в подметки не годишься! Никчемная! Никому ненужная! Убожество! Даже мамаша твоя поспешила избавиться от тебя. Вон как лихо она тебя скинула папане, чтобы ты ей жить не мешала. А этот идиот вместо того, чтобы в реке тебя утопить, или подбросить кому-нибудь, посмел ко мне притащить! Мерзавец! Припер нагуляша, а сам свалил.

Слушать это было больно. Я пыталась держаться, но к щекам волнами подкатывал удушающий румянец, глаза щипало.

— Так отдала бы меня! Что помешало? Раз тебе на меня смотреть противно было — отдала бы! — я зло стерла слезы, бегущие по щекам, — и жила бы со своими девочками припеваючи!

— Я бы и отдала. Да у тебя картиночки стали появляться. Как говорится, с паршивой овцы — хоть шерсти клок. Искупление за мои муки! Они все мои! — мачеха схватила меня за руку и дернула рукав, открывая бабочку, — и вот эта тоже принадлежит мне! Все, что у тебя будут, принадлежат мне! Это плата за то, что столько лет сидела на моем горбу! Отдай немедленно!

— Уходи! — я с трудом отпихнула ее от себя.

— Ооо, прогнать меня решила? Так ничего не выйдет, — торжествующий смех хриплым карканьем рвался у нее из груди, — Твой драгоценный Мерран перед отъездом оставил распоряжение, что я с дочками должна остаться в Весморе. Представляешь? Ректору письмо заранее написал, чтобы нас не трогали. Такой приятный мужчина, заботливый.

Я отшатнулась от нее.

— Что глаза выпучила? Думала такая особенная? Свалишь в хорошую жизнь, а нас на том берегу оставишь? Как бы не так! Никому ты тут не нужна! Всегда будешь посмешищем и изгоем! Твое место на помойке!

— А ваше, насколько я в курсе, в прачечных, — на пороге стояла Кайла. В одном полотенце, с мокрыми волосами, все еще разгоряченная после душа, но грозная.

— У тебя забыла спросить, — огрызнулась мачеха, недовольная тем, что прервали.

— Забыла, — белобрысая нагло подошла ближе и, сложив руки на груди, уставилась на Карлу, — мне пригласить коменданта? Или стражу?

— Да я…

— Ты обслуживающий персонал, вот иди и обслуживай, пока я не сообщила кому надо о тунеядсве.

Мачеха вспыхнула еще сильнее. Но одно дело кричать на меня, и совсем другое пререкаться с богатой девочкой, которая с пеленок привыкла приказывать.

— Или мне сказать, что меня тоже обокрали? Ни одно письмо не спасет от наказания за повторную кражу, особенно если об этом узнает мой отец.

* * *

Вот этого Карла почему-то испугалась. Зыркнула на меня черными глазищами и убежала, едва не своротив дверь вместе с косяком, а я тяжело опустилась на кровать и, уткнувшись лицом в ладони, зарыдала.

Как гадко все это было. Как жестоко. Я же не виновата, что все так сложилось, не виновата в том, что оказалась никому не нужна и попала в дом к Карле.

В руки мне толкнулось что-то холодное.

— Пей.

— Не хочу.

— Пей! — Кайла силой всунула мне стакан с водой и проконтролировала чтобы я, икая и дрожа всем телом, осушила его до дна, — все, успокаивайся.

— Не могу, — я отчаянно замотала головой, — не могу.

Кровать с боку от меня дрогнула и прогнулась:

— Двигайся, — соседка уселась рядом.

Я предприняла валую попытку подвинуться. Кажется, пару сантиметров удалось освободить, но это не точно. Да и плевать. Я никого к себе не звала.

Слезы продолжали бежать по щекам, обжигая и без того пылающие щеки, в груди дыра размером с кулак. Кайла просто сидела рядом и молчала. Долго сидела, пока мои всхлипы не перешли в судорожные вздохи.

— Ты знаешь, почему я решила поступить в Весмор? — угрюмо поинтересовалась она, когда ко мне вернулась способность воспринимать не только боль внутри, но и происходящее снаружи.

— Жениха захотела найти?