Академия соблазна. Дурнушка из преисподней

И если я был привыкшим к любой боли, которое мне может причинить острое лезвие или магия, то демон, которого Гемера пытала, сдался достаточно быстро. И сказал, что не может ничего знать о прежней мощи архидемонов, в частности, той, что обладал его отец, потому как он всего лишь младший сын… И там, в академии, есть старший.

Тогда-то Гемера и приняла решение напасть на владения Андраса.

Найти Сану, старшего сына, ей не удалось. Оно и понятно — никто в здравом уме, обладая бесценными знаниями, не ринется в атаку на ту, которая, к слову, еще и выглядит, как Мэг. Зато Гемере удалось надолго вывести Андраса из строя, застав его врасплох, захватить в плен Ариану, и…

Сделать, по сути, своими действиями заявление о начале новой войны.

Я не мог не пытаться препятствовать побегу пленников Гемеры. Более того — я знал, что они сбегут. Я сам дал Ариане эту мысль, надеясь на то, что у нее получится придумать план. Сам же я попросту не мог навлекать на нее беду своей помощью — стоит Гемере узнать, на что девушка способна, поймет, что Ари ослабляет действие защитной печати, она тут же пустит ее в расход. 

А потому мне оставалось надеяться, что у пленников получится меня убить, как только я попытаюсь помешать их побегу.

Внутренне я ощутил некое подобие облегчение, когда невероятно сильные пальцы Ману сдавили мою шею. Всего лишь на мгновение -- потому как в следующую же секунду печать взбунтовалась, не позволяя мне поддаться врагу, она требовала, чтобы я выполнял приказ, а именно — не дал сбежать этим двоим, я должен был следовать воле Гемеры, своей хозяйки, до самой смерти. И если для этого мне требовалось высвободить, убивая самого себя, весь свой магический резерв… Я это сделал.

Не знаю, что произошло раньше — пальцы Ману сломали мою шею, или моя магия опустошила меня изнутри, стремясь испепелить противника. В любом случае -- я сражался до конца. В том числе, и с самим собой.

Не бывает смерти чище для измученной, искалеченной души.

Когда, будучи в сокровенном небытие, тихом и полном тайн омуте безграничного ничто, я ощущаю тепло на своей щеке — мне кажется, я готов взвыть от чувства запредельной, незамутненной ненависти.

Ненависти ко всему.

Даже здесь, после окончательного момента своей смерти, я ощущаю ее. Я не чувствую тела, но отголоски печати все еще обжигают мое лицо, обманчиво лаская и вынуждая блуждать в темноте, не находя и крупицы здравого смысла в этом.

— Дэмиан… — удивительно знакомый голос, заставляющий сжиматься в судороге мое сердце.

Было бы совершенной глупостью и дальше продолжать думать, что я мертв.

Странно, но я не ощущаю ничего, что должен бы. Не чувствую ног и рук, не понимаю, как открыть глаза — мое тело совсем мне не принадлежит. Но в мое надвое расколотое сознание врывается все более яркое и отчетливое ощущение тепла… И запах. Я отчего-то слышу ее запах. Такой, какого никогда не почувствуешь в Шеоле. Будоражащий, непонятный, неизведанный, но отчего-то врезавшийся однажды в память и ставший таким родным и знакомым.

Она пахнет землей. Земной пылью, цветочной пыльцой, медом, нагретыми на солнце скалами. Неуловимо, но так отчетливо и ярко.

— Дэмиан, я знаю, что ты жив…

Ариана.

Какое-то время назад я и сам не знал этого.

Понимаю наконец, что тепло на моей щеке — это ее пальцы. И это все, что я ощущаю на ней. Никаких следов от печати. Это настолько непривычное и незнакомое для меня чувство, что теперь я точно понимаю, что ее нет.

Это словно стоять на краю пропасти, зная, что у тебя нет ни крыльев, чтобы взлететь, ни веревки, что тебя все это время держала. Один единственный приступ гнева или иного сильного чувства — и мне конец… Я слишком привык полагаться на сдерживающие оковы.

— Если ты прямо сейчас придешь в себя, обещаю…

— Что? — тихо-тихо произношу я.

Открыть глаза я все еще не могу, но все больше чувств возвращается ко мне. Я ощущаю сбившееся дыхание Арианы на своем лице, ее тепло — почти всем своим телом, потому что, похоже, она лежит рядом, склонившись надо мной. И, готов поспорить, я знаю, что она растерянно замерла, услышав мой тихий шепот, чем дает мне фору на то, чтобы попытаться разлепить веки.

— Обещаешь что? — будь у меня силы, я бы даже усмехнулся, но все, что я сейчас могу — еле-еле сфокусировать взгляд на растерянном лице девушки.

Самом прекрасном на свете.

— Обещаю, что не прикончу тебя повторно за то, что ты вздумал тут пытаться умереть у меня на руках, — на одном дыхании произносит Ариана, хитро щуря свои раскосые глаза.

25. Когда находишь отличный способ восполнить внутренний резерв

Ариана

Я слишком долго смотрю на его лицо. Единственные признаки жизни, которые подает тело Дэмиана — это время от времени вспыхивающие остатки печати. Я ненавижу ее, словно свою собственную. Но мне приходится касаться его щеки, мягко очерчивая всполохи сдерживающей, жестокой магии, всем сердцем желая избавить демона от нее раз и навсегда. Иногда мне кажется, что вот — я почти победила… Но печать дает знать о себе снова. И снова. И снова.