Ухмылка с его лица стерлась, а я продолжила:
– Если вас не устраивает мое участие в турнире – я откажусь от такой чести. Замените меня другим адептом, и не будет никаких проблем.
По крайней мере, я облегчу себе жизнь.
– Нам пора. – Витор потянул меня в сторону шкафа, выразительно глянул на ректора, который недовольно щурился, поджав губы. Тот кивнул, и меня повели прямо на шкаф с книгами. Об такой лбом стукнешься – сотрясение получишь. Витора такая перспектива не пугала.
Вопреки моим опасениям, шкаф сменился уютной гостиной: слева от нас горящий камин и пара плетеных кресел, справа – большая арка, увитая цветами. Окон нет, на стенах портреты, скорее всего членов семьи, а перед нами… как раз эти члены семьи.
Женщина, на вид лет тридцати, с копной рыжих волос, невероятно стройная и подтянутая, в красном атласном платье в пол. И мужчина примерно того же возраста, широкоплечий темноволосый красавец, в легкой черной рубашке с расстегнутым верхом и черных брюках.
– Ирэночка, дорогая моя. – Рыжеволосая нимфа заключила меня в крепкие объятия. – Я так по тебе соскучилась.
– Хм… да, мам, я тоже скучала.
– Делани, ты задушишь ребенка, – бархатисто засмеялся «папа».
– Иди, поцелуй папочку, – голосом, не терпящим возражений, сказала «мама».
На ватных ногах я подошла к отцу, слыша за спиной щебетание «мамы» с предполагаемым зятем.
– Ну, как ты? – ласково спросил меня «папа», обнимая за плечи.
А я вдруг ощутила себя как дома.
Будто это вовсе не чужие люди, а мои родные мама и папа. Тепло разлилось по телу, улыбка сама собой расцвела на лице. Не могу объяснить свои ощущения, но… впервые за все время пребывания в чужом мире я почувствовала себя в «своей тарелке».
– Ирэне? – мягкий голос отца прервал мои раздумья.
– Все хорошо, пап.
Он недоверчиво на меня посмотрел.
– Правда, все хорошо.
И я не обманывала. Мне стало удивительно хорошо, даже не верилось, что это со мной происходит.
Я отстранилась от отца, обернулась и чуть не упала. Если бы не папа, сидеть мне на полу.
Витор радушно беседовал с мамой. Черты его лица смягчились, жесткие линии разгладились, исчезла всякая злость, ни молекулы от нее, ни единого намека не осталось.
Ну ты актер, Витор… Ничего, я сниму с тебя добродушную личину, желательно при массе свидетелей, чтобы не отвертелся.
– Ирэне, – мама обратила свой взор на меня, – нам пора. Мужчины, не скучайте. – Она чмокнула отца в щеку и повела меня к выходу. – Нас уже ждут портнихи, надо успеть подготовиться.
Мы шли по длинному каменному коридору. На полу были расставлены горшки с цветами, на стенах висели картины, канделябры. Кое-где стояли искусно сделанные скамьи из камня с множеством мягких подушек.
– Сегодня вечером будет небольшой званый ужин, мы должны шикарно выглядеть.
В памяти всплыли слова Малены: «Рэне, твоя мать – ходячий фейерверк», и я поспешила уточнить:
– Небольшой званый ужин на сколько человек?
Мама скосила на меня глаза.
– Ох, Ирэне, ты не меняешься. – Она укоризненно покачала головой. – Скромный ужин в кругу друзей.
Скромный ужин… Это выражение заставило усомниться в достоверности предоставленной информации.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, коридор которого ничем не отличался от того, что был на первом, мы вошли в крайнюю дверь, где нас встретили три дамы среднего возраста. Тут же стояли три швейные машинки, лежали рулоны разных тканей.
– Лэри, – обратилась мать к белокурой женщине, сидевшей возле окна, – Ирэне надо сделать что-то такое, чтобы ее жених голову потерял.
Не знаю, как голову, а дар речи я чуть не потеряла.
– Мам… – попыталась я возразить, но меня остановили:
– Ирэночка, послушай маму, я знаю, что делать. Я обворожила твоего отца, а за ним, между прочим, половина девиц королевства бегала.
Но я-то за Витором не бегаю! Пусть за ним хоть рота полуголых барышень гоняется, мне безразлично.
– Мам…
– Рэне! – Меня снова оборвали. – Не спорь с матерью.
И начался ад. Меня крутили, вертели, измеряли, раздевали, одевали, снова измеряли, подшивали, перешивали…
Мать сидела в кресле с кружкой чая и давала указания «здесь перешить», «там ушить», «подол укоротить», «вырез глубже», «разрез больше». Все мои попытки высказать свое мнение оканчивались провалом. Коронная фраза «мамочка лучше знает» у мамы явно заела, поэтому я покорно замолчала, позволив крутить меня, как им надо.
Через два часа адского пошива мои ноги отказывались стоять, крутиться и вертеться. А радостное «Госпожа, платье готово» я встретила облегченным вздохом и падением на диван. Мама потянула меня за руку:
– Вставай, надо примерить.
Почему нельзя просто надеть одно из имеющихся платьев? Я успела раз десять проклясть вечерний скромный ужин в кругу друзей.
Меня подняли на ноги и помогли натянуть платье. Как только платье было надето, все дружно ахнули. Мама даже смахнула слезу. Я приблизилась к зеркалу и обомлела.