Академия тишины (СИ)

Но сейчас мне нельзя, нельзя больше туда ездить! Я знаю, чувствую — мои магические эксперименты на пределе сил, на пределе возможностей могут повредить ребёнку. Сама-то еле жива осталась.

И вслед за этой мыслью приходит новая, ужасающе-липкая мысль, даже не мысль, а вспышка воспоминания: леди Сейкен говорила о детях: дар должен передаваться по наследству, твои дети послужат Академии, науке, общему благу… Нет, ни за что. Никогда. Я не хотела впутывать Энтони в это всё, не хотела, чтобы он знал, рисковал, был вынужден что-то предпринимать для моей защиты от влиятельных, приближённых к короне людей, еще более влиятельных, чем его семья, искавших одарённых и незащищённых магов для не самых благих зачастую целей. Я хотела стиснуть зубы и дойти до окончания Академии. Из особняка Фоксов никто меня так просто не уведёт, уверяла я себя, вопрос решится сам собой. Как это ни глупо, как ни абсурдно звучит, я хотела защитить Энтони, оградить от всей той грязи, которой вынуждена была заниматься самой. Потому что понимала — разумеется, он запретит. И разумеется, никто просто так меня не отпустит. Однако сейчас разговор всё же должен был состояться.

Ребенок. Ребенок всё меняет. Я должна защитить ребёнка.

…интересно, каким он будет. Или она. Унаследует огонь или воздух. Мой цвет волос или Энтони. А может быть, дар и вовсе у него не проснётся — и такое бывает. Главное, даже, пожалуй, единственное, чего я хочу — сделать всё, что в моих силах, чтобы он был свободен в своих решениях. Сначала, конечно, нет, пока он будет маленьким и целиком от меня зависимым, ему будет важно услышать наши с Энтони советы, мнения и напутствия, чувствовать поддержку, заботу и внимание, но потом, потом… Когда он станет взрослее, самостоятельнее, сильнее, пусть у него будет выбор, бессмертные боги, и никто никогда не станет принуждать его делать то, чего он делать не хочет.

Я все время старалась добавлять к местоимению "он" — "или она", но мне почему-то упорно виделся только маленький рыжий мальчик с лукавой, немного хитрой улыбкой, непоседливый, очень подвижный, умный, но слегка легкомысленный, перебрасывающий живое и такое послушное ему пламя с ладошки на ладошку. Очень одарённый. Прекрасный. Возможно, в моих мечтах было больше фантазии, чем предвидения.

***

Наверное, день, когда я рассказала обо всем Энтони, был последним таким всепоглощающе счастливым днём в моей жизни. Его радость, его принятие — с первого сказанного мною слова — были как целительное снадобье на свежую кровоточащую саднящую рану. Я хорошо запомнила тот вечер, его сильные руки, обнимающие меня под грудью так бережно. Наши разговоры, наши планы — наивные и беспечные планы двух вчерашних детей, когда мы выбирали имя будущему продолжению нас обоих.

— Джеймс, — сказала я, не задумываясь. Не знаю, откуда я придумала это имя, Энтони немного ревниво принялся расспрашивать о моих знакомых Джеймсах, но я со смехом только мотала головой:

— Наверное, именно потому и выбрала, что нет у меня таких знакомых, нет никаких ассоциаций!

— А если девочка?

— Не знаю, — честно сказала я. — Мне почему-то кажется, что будет мальчик.

— Ну а вдруг. Можно будет назвать её Джеймой. Или Джессикой. Или Дженет. А Джеймсом назовём нашего второго.

— У тебя есть какая-то знакомая Джейма? Или Джессика? — вопросительно приподнимаю бровь, слегка жалея, что на самом деле нисколько его не ревную. Энтони наклоняется и целует меня в ухо, в шею, в живот через платье, а я снова смеюсь, в глубине души думая, что совсем его не заслуживаю.

Первое, что я вижу, вернувшись в комнату — белое, как мел, как молоко, лицо Маргариты. Мельком отмечаю, что её недавняя вспышка ярости теперь вполне объяснима — как маг жизни, весьма неравнодушный ко мне в связи с её неутихающей симпатией к Энтони, она вполне могла понять, в каком положении я нахожусь. И это означало окончательный конец ее романтических мечтаний. Но сейчас во взгляде Риты не было ненависти. В нём был страх и… вина? Ее зелёные глаза казались темными, как два провала. Не успев толком ничего понять, сделала шаг через порог и вдруг почувствовала болезненный спазм в горле, один, еще один. Не понимая, что происходит, схватилась за шею, задыхаясь, не теряя сознания, но буквально бредя по самому краю. В этот момент чьи-то руки схватили меня и потянули прочь из комнаты. Сопротивляться я не могла.

На моей совести уже была одна смерть, но тогда я не ведала, что творила.

А сейчас я всё понимаю. Леди Сейкен улыбается, глядя на меня своими холодными бесцветными глазами. Разумеется, убивать она меня не просит, просит только подправить плетения у неизвестного мне человека в нужном ей направлении. Разумеется, она даже не угрожает, просто гипотетически предполагает, что может произойти с Энтони после моего отказа. Что — с Джеймсом.