Академия тишины

— Можно попробовать расплести нити, — неуверенно говорю я. — Если очень быстро и с силой, то…

— Я не буду трогать это руками!

— Да не руками, дурья башка, это же магические плетения, что вы там в своей Академии стихий делали всё это время?

— Стихии изучали! А не вот эту мерзость!

— Стихии, в отличие от этого, тебя не сожрут. Боги, ладно, давай я сама попробую…

Конечно, руки-то у меня остались чистыми, но это теоретически. А на самом деле ощущение, будто по уши вымазался в грязи. Нити-таки поддавались магическому воздействию, но медленно, неохотно, сопротивляясь, а те, что оказались уже распутанными, тянулись друг к другу обратно.

— Ну, что? — почти на грани истерики спросил Леннард. А я всегда знала, что все мальчишки — ну, почти все, кроме, как минимум, двоих — слабаки похлеще девчонок. Сам ничегошеньки не сделал, а туда же. "Что!"

Что, что… некростазис в манто. Стоять в полный рост мы уже не могли. А может, спалить дверь или разбить окна и выпустить эту красоту на просторы Академии? Там она расползётся, ловить — не переловить. И кого-нибудь да заденет, к прорицателям не ходи, и пусть только попробуют свалить всё на двух ни в чём не повинных новичков!

— Какая у тебя-то ведущая стихия?

— Воздух… Хотя мы проходим… проходили все.

— Ладно, попробуем ударить стихийно, — решила я. — Смотри. Ты будешь воздушным потоком отрывать по маленькому кусочку этой некромассы, и гнать её по направлению ко мне, а я буду её сжигать, давай попробуем.

— Но…

— Некогда уже думать.

— Они же не дадут нас убить?!

— Убить, может, и не убьют, а в стазис погрузят, пару месяцев в нём продержат, а потом отправят на первый курс заново, — сквозь зубы говорю я. — Что ты разболтался, действуй, демоны тебя поимей!

— Эй, не выражайся!

Кусок серо-зелёно-коричневой слизи, переплетение нитей, летит мне в лицо, как игровой кожаный мяч. Он что, не понимает слова "маленький"?!

Моё пламя сжигает облако с таким надрывом, словно его сейчас стошнит им обратно. Не хватило времени на концентрацию, да и вообще я как-то потеряла форму, или…

— Да стой же ты! — взвыла я, сжигая новый кусок некрочервей, ещё больше предыдущего. — Слишком большие и слишком часто!

— А если делать их меньше, мы не успеем!

Нравится мне это "мы", однако.

— Ну, так помоги, — огрызаюсь я. — У меня огонь бунтует. Не хочет жрать эту неаппетитную кашу из магических плетений, похожих на дохлых гусениц. Не знаю, кто это делал, но некростазис можно сплести куда красивее.

— Красивее? Ты серьёзно?!

Мы уже сидели на полу.

— Я могу тебя усилить, — неуверенно говорит Лен.

— Этого будет недостаточно, — возражаю я. — Усилить нужно будет уж очень глобально, потому что тогда придётся выжигать эту самовосстанавливающуюся тучу разом всю.

— Давай хотя бы попробуем, — повторяет он мои недавно сказанные слова, но злиться на него почему-то не хочется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Очень может быть, что после этой пробы я уже вообще не на что не буду способна. Ну, пробовать — так пробовать.

Закрываю глаза, пытаясь максимально сконцентрироваться, так, как учил меня сэр Джордас — чуть-чуть втянуть, сжать рвущийся наружу огонь перед тем, как выпустить. Его много, безмерно много, я легко сожгла тогда лабораторию безумной леди Сейкен, но пока что моё пламя не столь послушно, а страх не дошёл до финальной точки. Нужен какой-то толчок. Вот если представить, что сейчас, например, обычное занятие с сэром Элфантом… Моё пламя по нему скучало. Но его нет. И нет ощущения настоящей опасности — хотя вот же она, опасность, всё ниже, и ниже, и ниже. Я уже ложусь на спину, чувствуя себя, как заживо похороненная в гробу. И…

И вдруг что-то изменилось. Я невольно представила себе крохотный костерок посреди неживой, равнодушной и неизменной тьмы, на который дохнуло чистым, полным озона воздухом. Пламя колыхнулось, словно в него плеснули горючим маслом или смолой, торжествующе взвилось вверх, раскидываясь, точно крона огромного дуба, во все стороны сразу, искрами и всполохами.

Леннард даже меня не касался, но я ощущала его присутствие — той самой послегрозовой свежестью, полной необычайной, восхитительной, какой-то безграничной силы. И, практически нырнув в неё с головой, я наслаждалась этим непривычным ощущением лёгкости, неудержимым полётом собственной стихии…

Всё кончилось очень резко и неприятно, меня чуть наружу не вывернуло, я сжалась, подтягивая ко лбу колени, как бобовое зёрнышко — или эмбрион, затаилась, пытаясь привести в норму сбитое дыхание и пульс. Кто-то настойчиво похлопывал меня по плечу.

— Сгинь, — простонала я. — Кто бы ты ни был, дай полежать!

— Джейма! — я брежу, или голос, размытый, будто из-под подушки или погреба действительно принадлежал Габриэлю? Нехотя открыла глаза и обнаружила, что некропакости под потолком уже нет — зато её подкопчённые и одновременно влажные клочья свисают со стен, словно кто-то упоённо давил ползущих по ним жирненьких слизняков. Пахло на редкость неприятно, чем-то горелым.

А надо мной склонились донельзя встревоженные Ларс и Габ.