В одиночестве я заскучала. Медленно пила свой сидр, смотрела, как проносятся в танце раскрасневшиеся девушки и довольные парни, как вьются юбки и ленты, а ветер уносит дым от костров и искры. Кто-то пускал огненные светляки самых разных форм и размеров, и они плыли над толпой, как важные надутые рыбы, покачивая круглыми боками.
Пару раз ловила на себе заинтересованные взгляды, но притворялась, что не замечаю. И тут мне на плечи легли тяжёлые руки, обдало запахом костра и горьковатых трав, и голос Хена сказал:
— Ты чего скучаешь здесь одна? Твоя подружка вовсю пляшет, видел её в толпе. Не хочешь размяться?
Я подняла голову, встречая взгляд Хена. Сердце привычно ёкнуло. Хен показался мне ещё симпатичнее, чем парой десятков минут назад: синие глаза сверкали весельем, в зрачках отражались огни, губы изгибались в довольной улыбке. Ему, похоже, было жарко, потому что завязки рубахи были распущены ещё сильнее, так, что в вороте виднелась гладкая грудь, и мне вдруг безумно захотелось провести по ней ладонью.
Я поспешно отвела взгляд. Только тут сообразила: Хен же зовёт меня танцевать. Кивнула, отставила жбан, в который вцепилась, как собака в мозговую кость, и уже хотела было встать, как рядом со столом, как дух из-под земли, вырос Карин.
— Пойдём потанцуем, Сатьяна, — резко потребовал он, не обращая внимания на Хена. Даже больше — словно притворяясь, что никакого Хена тут нет.
Я растерялась. Если бы Хен не успел пригласить меня раньше, я бы с удовольствием пошла. И если бы не видела, как Карин нежничает с Виспериной. Но обстоятельства сложились совершенно не в пользу Карина, и я, чувствуя на себе внимательный взгляд Хена, виновато произнесла:
— Извини, Хен уже пригласил меня.
Карин ничего не ответил, только прищурился и стиснул зубы — было заметно по тому, как шевельнулись желваки на его челюсти. Теперь он провожал нас немигающим тёмным взглядом, а когда мы с Хеном влились в толпу танцующих, я успела увидеть, как Карин сел на моё место и одним махом опрокинул едва ополовиненный жбан.
— Ого, а твой дружок, кажется, расстроился, — прокомментировал Хен.
Прозвучало это совершенно неделикатно и с неожиданными нотками веселья. Я вскинула на Хена укоризненный взгляд, но он только рассмеялся и подхватил меня за талию, а потом и вовсе закружил в ритме танца.
Некоторое время мы увлечённо отплясывали. Это был танец простонародья, где каждый танцевал как мог, лишь бы попадать в такт. Кто скакал по-козлиному, кто выделывал сложные фигуры, кто чинно кружился на месте. Я бы с удовольствием тоже покружилась бы чинно, в кои-то веки чувствуя себя девушкой-девушкой, но Хен не давал: то хватал и подбрасывал, заставляя взвизгивать, то исчезал в толпе, появляясь с неожиданной стороны, то плясал так, что вокруг нас образовывалось пустое место, а другие танцующие уважительно хлопали.
Наконец музыка переменилась, стала вальяжной и медленной, скрипки запели нежно и тоненько, а народ вокруг словно сам по себе стал рассыпаться на парочки. Я думала, теперь мы вернёмся за стол, но Хен удержал меня за руку.
— Ты куда, — спросил он, задыхаясь. Лицо у него было всё мокрое от пота, но глаза сияли. — Успеешь ещё насидеться. Давай потанцуем как муж с женой.
Ясное дело, Хен смеялся, но для меня это было как ушат воды. «Как муж с женой»! Это ж надо такое отвесить. От смущения я не знала, куда девать взгляд, и на негнущихся ногах послушно пошла за ним следом. А Хен вывел меня чуть ли не в центр площадки, встал и привлёк к себе — так тесно, что я почувствовала, как быстро колотится его сердце.
У меня и так кружилась голова от сидра и танцев, а теперь ноги вообще ослабли, а мир завертелся перед глазами. Я тихо всхлипнула от неожиданности и вцепилась в рубаху Хена — больше для того, чтобы устоять, чем потому, что так предполагалось в этом танце. Рубаха была мокрая насквозь и пахла чистым сильным мужским телом. Горячие руки обвили мою талию, невольно заставляя прогнуться вперёд.
Я услышала, как Хен рвано вздохнул, тело его напряглось, но не поняла, в чём дело. Смотреть на него я боялась: а вдруг поймёт, как я себя ощущаю.
— Ты сегодня очень красивая, — Хен сказал это быстро, прерывистым шёпотом, и от того, как это прозвучало и как горячее дыхание обожгло шею, мне показалось, что я сейчас умру.
Лидайя, наверное, на моём бы месте не растерялась, насмешливо спросила бы: а что, всегда не очень? Но меня сейчас хватало только на то, чтобы еле-еле переставлять ноги в такт плывущей над нашими головами музыке. Ничего не ответив, я кивнула, надеясь, что Хен не посчитает это слишком самоуверенным.
Некоторое время мы молча кружились в танце. Постепенно я успокоилась — сердце по-прежнему лихорадочно билось в груди, нагнетая внутренний жар, но уже не так сильно кружилась голова, и не так горели щёки от дикого смущения.
Зато на первый план выплыли другие ощущения. Дыхание Хена, колышущее мои волосы, его лицо совсем рядом, щека к щеке, его руки на моей талии, стук его сердца, не сбавлявший ритма, хотя мы давно уже просто тихо топтались на месте.