Наконец Хаунд снова ринулся вперёд. Он, кажется, решил поставить всё на карту ради этого натиска: использовал самые мощные заклятия, самые эффективные приёмы. Я стиснула зубы, увёртываясь от его ударов и отражая те, от которых не успевала увернуться. Нужно продержаться. Нужно продержать – минуту, не больше, он просто не сможет выдерживать долго этот темп. А когда его натиск ослабнет – наступит мой черёд.
Может быть, всё так и случилось бы.
Но Хаунд, победно ухмыльнувшись, вдруг метнул мне в лицо что-то непонятное. Я даже не уловила, что это: то ли заклинание, то ли какой-то вполне физический предмет – небольшой коричневый комок. Инстинктивно подняла щит, отражая – но оно словно прилипло к щиту, быстро вскарабкалось по нему и, напружинившись, прыгнуло.
Меня передёрнуло, когда я поняла, что это огромный, отвратительный, мохнатый тарантул.
Я и так не слишком любила насекомых – но пауков я вообще ненавидела. А тех пауков, что пытаются добраться до моего лица – думаю, их бы возненавидел даже арахнофил.
Впрочем, всё случилось так быстро, что у меня не осталось времени ни ужаснуться, ни даже взвизгнуть от неприязни. Паук прыгнул мне на грудь, и в тот же миг меня пронзило острой, невыносимой, лишающей умения мыслить болью.
Что это такое? Это не боевое заклинание… не наше, Хаунд не мог его использовать. Он нарушил правила!
Меркнущим сознанием я поймала выражение лица Хаунда. Он смотрел с торжеством. Губы его шевельнулись, и я прочла полное злой радости: «Прощай, крыска».
Глава 10
Я словно плыла в густой тягучей смоле. Время замедлилось, мир просматривался как сквозь изогнутую плёнку. Лицо Хаунда совсем рядом казалось огромным, будто принадлежало великану, а всё остальное ушло на задний план, стало мелким, как мушиные головки. Я видела одновременно вблизи и вдалеке, как не бывает в реальности.
Проиграла… шепнул бесплотный голос.
И в ответ ему внутри меня словно полыхнуло бурное пламя.
Ни за что! Сдаться, сложить лапки и покорно умереть? Ни за что, или я не Сантерн! Или я недостойна всех поколений моих предков, которые сражались до последнего, которые отдавали свою жизнь, свою кровь, свой последний вздох ради победы.
Подонок Хаунд думает, что победил – неужели я подарю ему эту победу?
Бушующее пламя разгоралось всё сильнее, и внешняя боль, сковывающая тело, пускающая ледяные ростки, подбираясь всё ближе к сердцу – в этом живительном пламени она стала отступать. Я кричала, плавясь от невыносимого жара.
Время словно замедлилось, я видела, как выпадает из моей руки меч, как взлетает в воздух, кидая слепящие блики, как распорядитель в сторонке поднимает ладонь и как выражение торжества на лице Хаунда сменяется удивлением, а потом и растерянностью.
Нельзя чтобы меч упал или развеялся. Тогда мне засчитают поражение.
Эта мысль словно принадлежала не мне, такой холодной и рассудочной она была. Следом пришла ещё одна.
Ну давай же, девочка! Поднажми!
Меня словно коснулась тёплая широкая ладонь. Хлопнула по плечу, как, бывало, хлопал Лас, чтобы приободрить.
Давай, Сатьяна! Ты можешь!
В глазах словно запылала огненно-алая пелена. Меч ещё только вертелся в воздухе, ещё переворачивался тяжёлым концом вниз – но боль уже отступала, ощущения возвращались – и я сгруппировалась, остановила падение и вытянула руку, подхватывая обтянутую кожей рукоять.
Время ускорилось.
Распорядитель застыл с раскрытым ртом, с наполовину поднятой рукой. Хаунд отшатнулся, а я бросилась в бой.
Странно знакомое ощущение всесильности кружило голову. Я была вихрем и пламенем, разила отовсюду. Хаунд пытался увернуться, на его лице были неверие и паника – но я не обращала на это никакого внимания. Несколько резких сильных ударов – и его защита разлетелась в клочья и меч рассыпался искрами.
Я, тяжело дыша, остановилась. Хаунд словно стал меньше ростом, осунулся, лицо посерело. Понял, что проиграл.
Я победила! Победа!
И тут на весь стадион раздался громкий взволнованный голос:
– Участникам немедленно остановиться! Бой объявляется недействительным!
Недействительным? Что за бред? Я негодующе обернулась – чтобы увидеть, как ко мне спешат целители с повязками на рукавах.
Мгновенно меня окружили, стали переговариваться о чём-то и что-то проверять. Ничего не понимая, я только смотрела на их встревоженные лица. Один целитель щупал мой пульс и лоб, поднимал веки, рассматривал там что-то, другой на расстоянии проводил магическую диагностику. Третий призвал золотистый кокон лечебной магии, как будто я вот-вот отдам Нигосу душу.
А Хаунда окружили охранники, заломили руки и теперь выводили лицом вниз. Он еле перебирал ногами. Орал беспомощно:
– Я ничего не знал, я ничего не знал!
Где-то я слышала эту песенку, и совсем недавно. Висперина всех своих подучила так оправдываться?
Однако… такое ощущение, что я одна ничего не понимаю. Почему такой переполох, почему трибуны орут, а жестяной голос комментатора призывает всех сохранять спокойствие?
Пока я терялась в догадках, послушно выполняя просьбы целителей, сквозь строй невесть когда запрудившей стадион охраны пробился Лас.
- Я её брат!