Академия Зла, или сын для козла (СИ)

— Десять тысяч душ и швабра, — послышался мрачный голос жены. — Забирай! Недорого!

— Конечно, заберу! — усмехнулся голос «тети Любовницы».

— Вот кто меня по-настоящему любит! — в мужском голосе слышались гордые нотки.

— С целью перепродажи, — пояснила Любовница. — А швабра, кстати, очень милая. Разве что только ради швабры…

Я вылетела из комнаты, в надежде, что успею на урок.

Пробегая по коридорам, я слышала скандалы и ругань. Одна семья уже решила жить раздельно и теперь ставят тумбочку между кроватью. Как говорила одна моя знакомая: «Милые бранятся — только трупы выноси!».

Я добежала до выхода во внутренний двор и повисла на тяжелой двери.

— Наш предмет называется «Садоводство», — зевнул преподаватель, сидя на кресле и попивая водичку. Он была очень крупного телосложения. — Вам не зря слышится слово «садизм!». Мы с вами обязаны посадить здоровье!

Мне пришлось подойти поближе, чтобы лучше слышать.

— Раньше этот предмет назывался карательная физкультура. На ней мы научимся правильно падать, рвать себе мышцы, ломать хвосты и хвататься за сердце. У нас в программе — метание, прогибы и мостик. Мы будем учиться метать говно на вентилятор, прогибаться под изменчивый мир и делать мостик. Зубной. Который вам понадобится после каждого урока. В целом, проведете время так, что врагу не пожелаешь! — зевнул преподаватель, поправляя зонтик над шезлонгом. — Этот предмет очень пригодится вам в старости. У вас будет чему болеть на погоду, будет и что лечить всю жизнь.

Преподаватель помолчал, поедая горсть винограда.

— А теперь для разминки — три круга вокруг меня, — зевнул он, наслаждаясь отдыхом. — Кто не отмазался, я не виноват! Напоминаю, что вам нужно найти у себя какую-то писецому, чтобы вас освободили от предмета раз и навсегда.

— А теперь для разминки — три круга вокруг меня, — зевнул он, наслаждаясь отдыхом. — Кто не отмазался, я не виноват! Напоминаю, что вам нужно найти у себя какую-то писецому, чтобы вас освободили от предмета раз и навсегда.

Я помню этот предмет! Ни о каких «раз и навсегда» речи быть не могло. Еще никому не удалось придумать себе отмазку на все годы обучения. Ее приходилось придумывать на каждый урок. Как говорили: «Настоящий демон должен уметь сыграть все, что угодно!». От боли в животе, до родовых схваток. А если не умеешь убедительно врать, то будь добр, умей сражаться и быстро бегать!

Где-то на горизонте брезжила пыточная. Огромные, ржавые шипы клеток, лестницы на которых нет половины ступенек и шипованные турники.

— Итак, с кого начнем? — зевнул преподаватель.

— Ой, что-то живот болит! — заныл голос. А маленькие ручки схватились за живот. — Ой, не могу!

— Не верю! — вздохнул преподаватель, пока я придумывала себе симптомы болезни. Раньше было намного проще!

— Не верю, — зевнул преподаватель, пока я смотрела на свои тапки. Плохо дело!

— Спину ломит, кости гнет, — стонала чья-то бабка, крючась на траве. — На погоду!

— Не верю! — усмехнулся преподаватель. — Дальше!

— Зуб болит, ноет невыносимо! — скривился еще один ученик, растирая рукой щеку.

— Не верю, — ответил преподаватель. — Ничего, научитесь. На следующем курсе будете так врать, что никто не отличит!

— Ой, ногу потянул, — зашелся в припадке чей-то родитель, подтягивая за собой ногу.

Я глянула на мрачную кучку самых здоровых.

— Мммм, — простонала я, быстро пряча иллюзией ногу. — Мне… мне ногу отгрызли!

— Значит, пусть родители напишут освобождение, — кивнули мне на строй. Иллюзия спала, а я обиженно направилась в сторону неудачников.

Над головой преподавателя висела табличка: «Преподаватель взяток не берет! Он просто получает садистское удовольствие!»

Мы дружной потной толпой слились после первого круга.

— То ноги ломи, то хвост отваливается, — ныл кто-то рядом, тяжело дыша. Неспортивно.

— О, мои почки! — стонал голос на ухо. — Раньше мне женщины отказывали, а теперь почки… Дожили! Еще один круг, и я сдохну!

— Фу, а чем это пахнет? — спросил кто-то, принюхиваясь с подозрением.

— У меня открылось второе дыхание! — рявкнула бабка, схватившись за спину. — И тут же закрылось!

— Все! Не могу, — заныл голос. А мимо меня прополз белобрысый мальчик.

— Ты еще на первом ребенке сказал, что больше не можешь! — рявкнул женский голос, а мимо меня прошла белобрысая девочка.

— Ой, что-то мне не хорошо, — продолжал ныть белобрысый мальчик.

— Всю жизнь через козлов прыгаю, а тебя не перепрыгнула! — огрызнулась его «сестренка».

— Видимо, тебя что-то… уххх…. Зацепило… эх! — ехидно задыхался муж. — Раз меня не перепрыгнула!

— Нет, просто поскользнулась на твоих соплях! — отозвалась девочка, ползя и задыхаясь. — Срочно нужно вызывать тетю Декарабию! Нечего ей сидеть в паспортном столе паспортного стола! И дядю Волака! Когда он напьется, его десять экзорцистов выгнать не могут!

Я плелась раненой улиткой, шоркая комнатными тапками.

— Иххх… аааа…. Иххх… аааа…. — помирали все, пешком идя на второй круг.

— Сил моих больше нет! — выдохнула бабка, хватаясь за бок.