Академия Зла. Испытание ведьмой

– А может, не все так страшно? – понадеялась я, с сомнением разглядывая черные кожаные штаны, такие же, как у парней, но женского фасона, черную куртку с заклепками по краю, тремя рядами шипов на запястьях и красной надписью КМВ на груди. А красная блузочка с немаленьким таким вырезом убивала все сомнения, что моя природная красота останется незамеченной. А еще я нашла плащ. Антистихийный, как гласила бирка. Ему я обрадовалась и повесила в шкаф.

Кротик опять засуетился у норы, достал пакет побольше и с усилием перекинул его через оградку. Мы озадаченно переглянулись с Фаней, и я забрала очередную посылку.

Там оказались ботинки. На высокой платформе, с глубоким протектором, грубые и тяжелые на вид.

– Хм… – озадаченно взвесила я их в руке.

– Выброси, – посоветовал домовой.

– Форма… – протянула я, еще раз прикинув их вес.

– Тогда примерь, а потом выброси.

Я переоделась, посмотрела на себя в зеркало и выбросила. Платье свое рваное выбросила, потому что ходить в нем – позор. А новая форма села по фигуре так ладно, что вовсе не захотелось ее снимать. И вырез мне понравился, и ботинки на ногах не ощущались. И сразу захотелось на учебу, покрасоваться.

– Срамотень, – снова фыркнул Фаня, оглядев облегающие штаны и подчеркивающую талию куртку.

Спорить не стала, но и не согласилась. Так и осталась в ней.

Остаток дня изучала книгу по приворотным зельям. «Вкус поцелуя», которым я напоила декана, был из кратковременных приворотов и должен был давно пропасть даже без нейтрализатора. Придется пытать Индиру – явно же что-то запрещенное добавила. Только – что именно?

К вечеру мне пришло письмо от коменданта. Невеселое такое письмо, в котором мне напоминали о десяти часах отработки. Даже читать до конца не стала, порвала его и легла спать, думая, какую бы гадость сделать Фергюсу, чтобы думать забыл про наказанных ведьмочек.

* * *

А посреди ночи меня разбудил шум, хохот и дружное мужское пение.

Над палатками туман – это курит комендант,
Домовой и леший хлещут самогон.
Слышим мы мат-перемат, гоблин тот лежит в умат,
И завален отказными весь немытый пол.
И пока спокоен враг, все палатки на ушах,
Мы упьемся самогона всем смертям назло,
Но если вражеский урод отработку приберег,
Староста, веди вперед! Шашки наголо!

Я торопливо встала, оделась, накинула на плечи антистихийный плащ и выглянула наружу. Закутанные в плащи мужские фигуры маршировали и распевали песню кто во что горазд. Кто-то отделился от толпы и подошел ко мне.

– Не спишь, ведьмочка? – улыбаясь, спросил Джей, выглянув из-под капюшона.

– Сплю, разве не видно? – огрызнулась я, рукой придерживая плащ на груди. – Вы куда на ночь глядя?

– Как куда? – искренне удивился он. – Жечь палатку Фергюса, конечно!

– Так он же уверял, что она не горит, – подозрительно посмотрела я на толпу. Каждый что-то нес. Кто бутылку с зажигательной смесью, кто ведро с краской, а кто просто самогонку.

– Не горит – это еще не значит, что мы откажемся от традиции. По вторникам сжигаем палатку, а по пятницам взрываем деканат. – А после паузы понуро добавил: – Пытаемся. Пять лет уже пытаемся.

– Так ты – выпускник? – догадалась я.

Он кивнул.

– Ну так что? Присоединишься?

Я подумала, вспомнила про порванное письмо и решила сначала спросить и взвесить все «за» и «против».

– А какую отработку он обычно назначает?

– Грязь подметать под градом или дождем – мокро, холодно и бесполезно. Или ошметки зомби убирать с полигона после практики у боевых магов. Мерзость та еще… – его ощутимо передернуло, меня тоже, и я решительно вступила в их ряды. Мне в руки тут же дали жестяную банку и палку, которыми я стала отбивать ритм, а парни снова громко и весело продолжили петь, шагая почти в ногу. И я готова поспорить, что им подпевали несколько женских голосов!

А в ночи упырь орет и бухло рекой течет,
Не устанет никогда адепт бухать,
Литр, два, четыре, пять мало – наливай опять,
Самогон давно устали черти гнать.

И пока спокоен враг, все палатки на ушах,

Мы упьемся самогона всем смертям назло,
Но если вражеский урод отработку приберег,
Староста, веди вперед! Шашки наголо!

Мы шли вперед, к нам из каждой палатки присоединялись адепты, подпевали, гремели чем попало, и я заряжалась этой опьяняющей решимостью, проходя сектор за сектором и чувствуя себя частью чего-то большого и живого, требующего справедливости.