Академик Иосиф Фридляндер: «Трижды могли посадить...»

— Я рассказываю о том времени, когда появился на свет как «звезда первой величины» академик Чело-мей. Это было значительно позднее создания «семерки» Королева. Действительно, ракета Р7 — великое достижение Советского Союза, первый в истории человечества выход в космос, начало космической эры, полет Гагарина. «Семерка» Королева — это мирный космос, ракета, запускаемая с поверхности Земли. «Протон» Челомея — уже другая эпоха. «Протон» — это мощная военная ракета, несущая ядерные заряды, укрываемая в подземных шахтах. Это перенос холодной войны между СССР и США в ядерно-ракетную фазу. Много «Протонов» и сейчас стоят в бункерах, защищая Россию. Именно сохраняющаяся ракетно-ядерная мощь России служит надежным аргументом в пользу причисления России к восьмерке самых промышленно развитых стран мира. Итак, есть мирный космос Королева и военный космос Челомея. Сплав для «Протона» рекомендовал институт Минобщемаша.

— Ваш конкурент?

— Нет, конкуренции никакой не было. Просто завод, на котором делался «Протон», принадлежал Минавиапрому, а сплав для ракеты предложил Минобщемаш. Ответственными по заводу назначили академика Кишкина и меня — ведь завод-то был наш, минавиапромовский. Реально я на заводе был день и ночь. Сплав назывался АЦМ — «алюминий-цинк-магний». К тройным сплавам я относился с большой осторожностью, так как считал, что ведут они себя плохо с точки зрения коррозии. Почему тот институт пошел на подобный сплав, мне было неизвестно. Вскоре мои опасения начали оправдываться. Мы ничего не могли противопоставить такому решению, так как сплав АЦМ одобрил академик Челомей и поддержал сам Хрущев.

— Неужели даже ошибочное решение оспорить было невозможно?

— Челомей был чуть пониже господа Бога, но гораздо выше всех министров. Ну а о Хрущеве и говорить нечего… Так что работы шли полным ходом — на заводе штамповались ракеты. Их уже было довольно много. У каждой ракеты стоит часовой и никого близко не подпускает — так сохраняется «государственная тайна». Через некоторое время, месяца через два, по сварным швам начали появляться трещины. Некоторые из этих «трещинок» достигают метров двух! Все видят, что происходит, но никто не решается сообщить об этом академику. Новые ракеты делаются с большой скоростью, но с не меньшей скоростью появляются и новые трещины. В конце концов, я поехал к нашему министру, рассказываю ему о происходящем. Как только он услышал имя Челомей, поднес палец к губам — мол, молчите и отвел меня в маленькую комнату, где не было «прослушек». Прошу позвонить Челомею. Министр говорит: «Звонить ему не буду, лучше поезжайте вы и все расскажите. А потом о его реакции доложите мне…» Я понял, что наш уважаемый министр боится Челомея, как и все остальные. На следующий день иду к Челомею. Он сразу меня принял. Кстати, человек он был надменный — употреблю это слово. Вот, к примеру, такой штрих. У них в Реутове высотное здание. Работают три лифта. В часы пик у лифтов собирается большая очередь. Но обслуживают людей только два лифта, а третий — персональный, для академика Челомея. Мне это абсолютно не нравилось… А заместителем у Челомея был сын Хрущева — Сергей. Я с ним встречался. Он мне очень понравился. Вел себя просто, ничем не показывал, что отец у него сам Хрущев… Итак, Челомей принял меня. Я ему говорю: «Владимир Николаевич, ракеты ведь «трещат». «Как трещат?» Он удивился, не поверил. Я предложил ему спуститься в цех. Удивительно, он по цеху ходил довольно часто, но трещин так и не увидел, и никто ему не доложил о них, все боялись. Увидев трещины, он сразу же сделал вывод: «Металлурги меня подвели!» А ведь сам был во многом виноват. На следующий день академик собрал совещание, я там сделал сообщение и предложение перейти на сплав АМг-6.

— То есть на ваш сплав?

— Сплав, который я предложил. Этот сплав абсолютно надежный, он широко применялся во многих ракетах. И после этого никаких неприятностей не было. Кроме одной. Спустя два месяца раздается у меня звонок. Сообщают, что назначено заседание президиума ЦК КПСС, на котором будут рассматриваться причины срыва выпуска ракеты «Протон». В качестве ответчиков выступают Фридляндер, Туманов — начальник ВИАМ и Белов — начальник ВИЛСа, который вообще к этим ракетам отношения не имел. На заседание надо прийти с партбилетами, на обсуждение отводится семь минут, после чего мы уйдем уже без партбилетов. В те времена это был самый суровый приговор. Пошли мы к своему министру. А он в ответ, что с президиумом ЦК партии ничего сделать не может. Думаем, что же делать? И вдруг новый звонок, что наш вопрос перенесен на октябрь месяц, мол, следует к нему лучше подготовиться…

— Это октябрь 1964 года?