Академик Ландау. Как мы жили

Позывы газопускания стали все чаще и настойчивее, а медики все глубже стали влезать в психологию. Избегая встречаться с Лившицем в палате, я всегда уходила, когда он с врачом по физкультуре приходил к Дау.

Председатель консилиума Гращенков все время твердил о том, что физики должны его вовлечь в работу, чтобы отвлечь от боли. Гращенков говорил: «Вот он сейчас придумал себе новую боль в животе. Надо, чтобы к нему приходил Лившиц, говорил с ним о физике и отвлекал его вредных мыслей о боли».

Председатель консилиума, вероятно, забыл, сколько антибиотиков получил внутрь больной, когда разлагалась плевра лёгких, разорванная на куски сломанными рёбрами. Пожар в лёгких был потушен американскими антибиотиками, больной выжил. Беда была в том, что Гращенков не был клиницистом, он и не подумал, что надо проверить кал больного на грибки. Медики больницы АН СССР получили историю болезни академика Ландау. В истории болезни не было ни одного анализа кала на грибки. Я увлекалась медицинской литературой в основном по травме мозга и осложнениям после мозговых травм. Я не верила, но была очень встревожена заключением Гращенкова о потере ближней памяти у Дау.

Как-то пришла к Дау. В палате у его изголовья сидит с мрачным видом академик Леонтович, оба молчат. Дау отвернулся, лежит лицом к стене, глаза закрыты. «Дау, ты спишь?» — спросила я, наклонившись. Глаза приоткрылись, хитро блеснули, зрачком указал на Леонтовича и опять закрыл глаза.

Леонтович поднялся. Прощаясь со мной, он сказал: «Дау со мной совсем не говорил». Ушёл очень расстроенный. Сразу я вспомнила тот год, когда в Президиуме АН СССР на Ленинском проспекте в кинозале шёл фильм «К далёким берегам». Мы пришли с Дау, до начала бродили в кулуарах между старинных колонн бывшего дворца графа Воронцова.

Навстречу Дау шёл академик Леонтович. Он явно хотел подойти к нему поговорить, а Дау шмыгнул за массивную белую колонну. Тонкий, гибкий, быстрый Дау исчез так внезапно, что я даже рот открыла от удивления. Леонтович, поискав его глазами, ушёл. Так вот, до начала сеанса, как только на пути Дау возникал Леонтович, а это повторялось не один раз, Дау прятался за колонну.

— Дау, ты всегда говорил, что Леонтович очень честный и порядочный человек. Почему ты от него прячешься?

Сверкнув глазами Дау опять исчез. Оглянулась — на горизонте опять возник Леонтович.

— Дау, ты просто неприлично себя ведёшь, ведь он, наверное, понял, что ты от него прячешься просто по-шутовски!

— Коруша, я действительно прячусь от Леонтовича, он нагоняет скуку. Я всегда помню о страшном суде. Бог призовёт и спросит: «Почему скучал? Почему разговаривал со скучным Леонтовичем?».

— Ничего бы с тобой не случилось. Вот посмотри, как Игорь Евгеньевич Тамм очень оживлённо разговаривает с Леонтовичем.

— А я не такая, я иная, я вся из блёсток и минут, — изрёк он свою любимую фразу.

Сейчас в палате Дау подтвердил всю сущность своей прежней натуры, но я и так давно уже уверилась, что его интеллект и мозг целы.

Визит Леонтовича меня очень огорчил. Я спросила медсестёр, почему они вышли — Леонтович сам попросил их выйти или нет.

— Нет, Конкордия Терентьевна, здесь были врачи, а когда пришёл этот академик, Лев Давидович повернул ся к стене и закрыл глаза. Врачи сказали: «Это пришёл очень важный академик, не мешайте, выйдите, пусть попробует поговорить с Ландау о физике».

— Раечка, а долго сидел этот важный академик?

— Довольно долго.

Час от часу не легче. Что делать? Придя из больницы, я нажала кнопку звонка квартиры Лившицев, открыла дверь Леля.

— Леля, я пришла поговорить с Женей.

— Он в своей комнате.

Я постучала в его дверь, после разрешения вошла:

— Женя, мы оба с вами заинтересованы в выздоровлении Дау.

Больше он не дал мне говорить. Он закричал визгливо, по-бабьи, что ему не о чем говорить со мной. Быстро выскочил из комнаты и заперся в уборной. Я подошла к закрытой двери уборной и стала продолжать говорить:

— Мы должны вместе бороться за выздоровление Дау.

Но он стал заглушать мой голос, спуская воду в унитазе, громко стуча ногами. Я ушла.

Когда весть о том, что жена Ландау рассорилась с Лившицем, дошла до П.Л.Капицы, он, пожав плечами, сказал: «Вот две бабы нашли время для ссор!». Очевидцы рассказали Дау. Тот пришёл в восторг от слов знаменитого директора. Рассказал мне это сам Дау на второй день.

Поймав у меня в глазах напряжение, он сразу среагировал: «Коруша, ты на Кентавра не обижайся. Он тебя не обидел, ты баба и есть, но как он уязвил Женьку, назвав его бабой! Ты знаешь, Коруша, когда Женька и Леля жили в нашей квартире, я всегда говорил, что мужское начало в их семье принадлежало Леле».