— Дау, это правда, что англичане предлагали вам навсегда остаться работать в Лондоне?
— Не только англичане, меня и американцы очень старались соблазнить роскошными условиями жизни. К роскоши я совершенно равнодушен. Я им всем ответил так: «Работать на акул капитала? Никогда! Я вернусь в свою свободную страну, у меня есть мечта сделать в нашей стране образование лучшим в мире. Во всяком случае я этому буду способствовать!». Кора, я об этом очень много думаю. Сейчас здесь, в Харькове, я уже стал создавать свою школу физиков. На Западе учёному работать нелегко. Его труд оплачивают в основном попечители. В этом есть некая унизительность. Проповедуют мораль со своих позиций, им свойственно ханжество, чтут религию. А как можно совместить религию и науку во всем мире?
— Дау, вы беспартийный?
— Да.
— И не комсомолец?
— Нет и не был. Я в 14 лет стал студентом, занимался на двух факультетах: физическом и химическом. Мир устроен так интересно. Он таит столько загадок, и человеку все это дано познать, а без знаний, без упорного труда познать мир невозможно.
— А почему вы не вступаете в партию?
— Меня не любят. Меня не примут. Я говорю только правду, я не из племени героев, у меня множество недостатков. С детства всегда восхищался народовольцами, декабристами.
Он стал читать стихи Рылеева, потом Пушкина о декабристах, с восхищением говорил о Перовской, о её большой любви, о её романе с Желябовым, как этот красавец-революционер был совсем случайно арестован. Когда его вешали, Перовская сидела в той же тюрьме и после родов умерла. Все сопровождалось стихами, и какими! Стихи лились без конца.
— Вот какими были ваши революционеры! Какой из меня коммунист? Я просто никчёмный трусливый заяц!
— Дау, кто ваш любимый поэт?
— Лермонтов. Я очень люблю стихи. У нас на курсе в университете была своя поэтесса. Она вышла замуж за иностранца, уехала за границу и погубила свой талант.
— Почему погубила?
— Настоящий поэт может писать стихи только на своём родном языке, находясь на своей родине.
— А её стихи помните?
— Да, конечно. Вот, к примеру, когда наш профессор Иоффе женился на сокурснице своей дочери: Иногда испанский замок Вдруг спускается с небес. В Иоффе вновь вселился амок Или проще — русский бес. Натянувши нос Агнессе и послав развод жене, В комфортабельном экспрессе С Асей двинулись в турне. Как приятно лет на склоне, с капиталом и в чинах, Развлекаться в Барселоне, забывать о сединах.
Или вот, когда мы студентами совершали турне по побережью Чёрного моря: На пляже пламенной Тавриды, Лишившись средств, ума и сил, Раздетый Боб у голой Иды Руки и сердца попросил. К чему условности салона? Закатом вспыхнула вода. И, надевая панталоны, Она ему шепнула: «Да».
Глава 11
Начав работать над дипломом, я шоколадный цех не оставила, полюбив и цех и людей. Меня на фабрике тоже оценили. С утра до двух часов дня работала над дипломом. С четырех часов дня до двенадцати ночи на второй смене или с двенадцати до восьми на третьей смене. И ещё встречалась с Дау. Он всегда меня провожал на ночную смену, а со второй смены всегда встречал. Гуляя через весь Харьков, мы много говорили, больше говорил он. С восторгом слушая его, я начинала понимать убогость своего университетского образования. Историю партии я преподавала в кружках и даже считалась неплохим лектором. А Дау, рассуждая о любом политическом вопросе, цитировал Маркса, Энгельса, Ленина.
— Корочка, Маркс по этому поводу сказал… (Шли длинные цитаты). Ведь это прекрасно! Он знал историю всего мира и каждого народа в отдельности. Он знал все, даже какие-то персидские иероглифы.
О коммунарах Французской революции Дау говорил с таким восторгом, будто был им сам.
— Дау, вы должны обязательно вступить в партию. Такие люди, как вы, ей очень нужны.
— Кора, марксизм заинтересовал меня рано. В 11 лет я изучил «Капитал» и, конечно, стал марксистом, а вот в партию меня не примут. Вернувшись из-за границы, я стал работать в Физтехе. Этот институт в Харькове меня привлёк потому, что здесь работает выдающийся экспериментатор Лев Шубников. Теоретики должны работать с экспериментаторами. Я очень много работаю, увлечённо, забываю пообедать. Забываю и про собрания в институте. Вот последнее мне не прощают! Поэтому меня в партию не примут. Но на вчерашнее собрание не опоздал, к сожалению, и помешал всем проголосовать единогласно при обсуждении нового закона о запрещении абортов. Я выступил против этого закона: «Двое людей должны очень хотеть ребёнка и только тогда его заводить. В свободной стране свободная женщина должна свободно располагать собственным телом. Она сама должна решать этот интимный важный вопрос. Навязывать женщине этот преступный закон, заставлять её насильно рожать! Как все это называется?». Все женщины меня поддержали. Голосование «за» провалилось. Секретарь парткома, спасая положение, стал сам себе противоречить. Он сказал: «Родить женщине не так трудно. А каково отцу целую ораву одеть и прокормить? Нет, мы должны голосовать за этот закон!».
Этот закон при сталинизме вошёл в жизнь.