Академик Ландау. Как мы жили

Москва, 30.XI.39

Если ты приедешь сюда, то это письмо может не застать тебя в Харькове. Поэтому пишу на всякий случай. Может, тебе действительно трудно разбирать мои каракули. Ведь знаешь, Корунечка, я все-таки никак не могу себе представить, что ты можешь очень сильно любить. Ведь даже если бы ты любила меня хоть совсем немного, только разрешая мне любить тебя — это уже было бы неплохо, а то, что ты ещё сама любишь меня — это так хорошо, что этому как-то трудно поверить. Если бы я сам не чувствовал, как ты всем телом прижимаешься ко мне, я бы вообще считал это абсурдом.

Корунечка, дорогая, почему от тебя ничего нету? Само по себе это неважно и я ничего не вижу в том, что у тебя не было настроения писать, но когда от тебя вовсе ничего нет, мне начинает казаться, что тебе очень плохо живётся, а это самое плохое, что вообще может произойти.

Прошло ведь всего 10 дней, как мы были вместе, но мне кажется, что прошёл уже целый месяц, и так сильно хочется почувствовать мою чудную Корочку. А ты ещё болтаешь, что я меньше люблю тебя, чем 4 года назад.

Временами мне хочется, чтобы ты уже жила здесь, но потом я вспоминаю, что других любовниц ещё нету и что вместо яркой жизни может получиться скука, от которой мы быстро разлюбим друг друга. Вот когда все устроится как следует, мы с Корунькой заживём как боги. Крепко целую всю Корочку. Дау.