Настя просто сияла лицом, трепеща в душе от охватывающего ее чувства. Никто ранее за нее не дрался, ругали, шпиняли, угрожали и ненавидели, это то, что для нее обыденно. А здесь такое, что сердечко заходится в нежном трепете от умиления. Она от собравшихся вечером в баре мужчин все узнала. Вот ведь обезьяны недоделанные, мы такие брутальные и суровые, а сами трещат без умолку как сороки на ветках, уроды моральные. Она их скотов, просто презирает, вечно немытые, с самомнением зашкаливающим до небес, твари, как есть твари что людей за стабом жрут. Впрочем, и до попадания сюда все они сволочи с одной извилиной на всех. Она на выпускном вечере это познала сполна, оставшись одна, все скоты разбежались по девкам что жопой крутят да сиськами сверкают на показ, как эта сука, Танька. Вот ведь шалава, пока не приперлась все так хорошо было и надо же этой шлюхе заявиться с утра пораньше, паскуда. Вечно с ней какая-то закорючка случается в виде вот таких шалав, переходящих ее счастье, прибить бы ее, суку похотливую. Но ни чего, она будет бороться за свое счастье, похоже новый мир дал возможность быть счастливой и ни одна гадина ядовитая не сможет ей в этом помешать, поскольку других таких как Академик она не встречала на своем жизненном пути, да что бы еще за нее совершать поступки. То-что утром он немного психанул и напугал до жути, это, наверное, нормально, всему виной Танька, ух сука. Пока эта гадюка не приперлась, она, прижавшись к Академику, ставшим таким родным за ночь, спала сама не своя от счастья и на тебе. Нет, пусть эта шлюха убирается подальше, свое, родное она ни за что не отдаст.
Академик, перепроверял перед выходом на общий развод на КПП еще с вечера уложенный рюкзак под контролем своего наставника, внимательно следящего за действиями ученика, и одобрительно кивающего головой.
— Ты там не тушуйся и не быкуй, все нормально будет. Оботрешься среди армейцев не пропадешь, они просто в начале немного понапрягаются, а потом отношения выровняются. Я сам сколько с ними за свои косяки откатал, пешком, наверное бы не одни берцы пришлось сносить. Только запомни небольшой совет, перед армейцами своим даром без надобности не свети, могут неправильно истолковать в общем. Там у многих личные счеты к зараженным, у кого при попадании сюда своих родных на глазах съели, у кого уже обтеревшись здесь, друзей пожрали, а кто-то просто в душе скрывая от всех, боится тварей Улья до обмаранных штанов. Ну давай, бог не выдаст зараженный не съест.
Мужчины прощаясь пожали друг другу руки. Академик с удивлением отметил про себя, что его кисть в рукопожатии устояла под натиском “тисков” Выстрела.
На разводе, на площадке перед КПП, встав в общий строй, Академик ловил на себе неодобрительные, а порой и просто враждебные взгляды от стоящих с ним в одном строю армейцев. Но памятуя наставлениям Выстрела, он, отринув эмоции не обращал внимания на происходящие. По распределению, он, кто бы сомневался, попал в патруль под командованием Штыря, до сих пор несмотря на бешенную регенерацию иммунных передвигающегося на раскоряку. В группе патруля стандартно пять бойцов, Штырь, Академик, Конь, Ангел и Кирпич. Загрузившись в бронемашину за рулем которой расположился Конь, они выдвинулись на маршрут патрулирования под раскатистое урчание броневика и косые взгляды со стороны бойцов группы на Академика, расположившегося в чреве броневика с самого края. Отъехав на несколько кластеров от Мирного, наблюдающим за округой Ангелом были замечены трое рейдеров, неспешно бредущих вдоль дороги. Остановившись возле них, Штырь и другие армейцы, выйдя из бронемашины, поздоровались за руку, показывая тем самым свое давнее знакомство.
— Как сходилось Рыжий?
Спросил одного из рейдеров, обвешанного всякой военно-охотничьей всячиной, Штырь.
— Да нормально. Не сильно богато, но без шумихи, по-тихому. Зараженные вроде особо не допекали, только разок с не местными пересеклись. Но разошлись без претензий, так что грех Улей гневить. У вас то как, в патруле?
— Нормально, мы только выехали недавно из стаба.