— На это я и не рассчитывал, высокочтимый Голос. — отозвался я. — Я прошу лишь учесть эти показания как косвенное свидетельство.
— Мы учтём их в таком качестве, — согласился судья. — Однако мы предпочли бы услышать непосредственно того, кто имел дело с заказчиком.
— Посредник пропал, — ответил я. — Я бы удивился, если бы оказалось, что он жив, учитывая обстоятельства дела.
— В таком случае, на чём вы основываете ваше обвинение, господин Кеннер?
— Учитывая тяжесть преступления, я прошу допросить господина Добрана с участием эмпата.
Судьи переглянулись между собой, и Голос Княжества объявил:
— В свете представленных косвенных свидетельств суд находит, что для такого запроса имеются основания. Господин Добран?
— Я считаю, что допрос нанесёт урон моей чести и я отвергаю это требование, — отозвался Лесин, — Но я готов сделать заявление перед эмпатом.
Какой у нас господин Добран чувствительный, оказывается. Ну послушаем, что он хочет заявить.
— Мы слушаем ваше заявление, господин Добран. — сказал судья.
— Я заявляю, что не имею отношения к покушению на господина Кеннера, — торжественно заявил Лесин. — Я заявляю, что я не готовил это покушение и никому не отдавал такого приказа. То же самое относится и к другим членам моей семьи.
— Заявление правдивое, — объявил эмпат, сидящий за небольшим столиком сбоку от главного судьи.
— Вы удовлетворены, господин Кеннер? — спросил судья.
— Нет, высокочтимый Голос, я не удовлетворён. — ответил я. — Господин Добран отвечает на вопрос, не имеющий отношения к делу, и таким образом пытается избежать ответа на вопрос о своей причастности. Позвольте мне пояснить свою мысль более развёрнуто.
— Суд вас слушает, господин Кеннер. — согласился судья.
— Представим себе ситуацию, что я прихожу к посреднику и жалуюсь ему на господина Добрана. Рассказываю, как он мне надоел, и как бы я был рад от него избавиться. А потом говорю посреднику, что я слышал, как он замечательно рисует, и что я с радостью купил бы любой его рисунок, скажем, за пятьдесят тысяч. Это будет совершенно определённым заказом убийства, но при этом я смогу заявить о своей непричастности точно так же, как и господин Добран. И это заявление будет признано правдивым, господа! Поэтому я настаиваю на полноценном допросе господ Добрана и Розмира Лесиных.
— Я отказываюсь выполнять это необоснованное и оскорбительное требование, — немедленно отозвался Лесин. — Я заявил о нашей непричастности, и этого достаточно.
— Позиции сторон ясны. Суд удаляется на совещание, — объявил судья.
Совещание длилось довольно долго, и всё это время я развлекался тем, что пристально разглядывал Лесина, зловеще улыбаясь ему каждый раз, когда он смотрел на меня. Через какое-то время он начал нервничать, и к концу совещания сидел как на иголках. Наконец судьи вернулись и Голос Княжества объявил вердикт:
— Представленные истцом доказательства не позволяют вынести обвинительный приговор. Однако суд признаёт подозрения достаточно вескими и считает, что для оправдательного приговора основания отсутствуют. Учитывая отказ ответчика от сотрудничества, суд рекомендует истцу обратиться к княжеству с просьбой о княжеском расследовании этого дела и поддерживает такую просьбу. Данный вердикт поддержан всеми тремя сторонами суда и принят единогласно.
Физиономия Лесина сделалась совсем кислой. Разумеется, княжеское расследование также ни к чему не приведёт — прямые доказательства отсутствуют, а допросить аристократа с эмпатом без его согласия нельзя. Но для общества даже такой вердикт является приговором, у Лесиных есть весомый шанс стать изгоями общества. Может ли считаться дворянским семейство, которое прочие семейства дворянами не признают? Вопрос не имеет простого ответа, однако лет триста назад был случай, когда в похожей ситуации главе пришлось взять вину на себя и совершить самоубийство, чтобы очистить семейство и избежать бойкота.
Словом, Лесину в любом случае не позавидуешь. Вот если бы получилось нас убить, то дело обстояло бы совсем иначе — посредник и весь отряд убийц лежат в болоте, Лесин клянётся, что он непричастен, и в конце концов все решают, что какие-то бандиты отомстили мне за Мишу Тверского.
Дверь слегка приоткрылась и в кабинет заглянул секретарь:
— Княже, сиятельная Милослава Арди требует немедленного приёма…
Он не успел договорить до конца, как был бесцеремонно отодвинут в сторону, и в кабинет князя вступила Милослава, пылающая гневом.
— Я доверилась тебе, княже, и чем кончилось дело? — возмущённо проговорила она. — Я требую справедливости!
— Милослава, успокойся! Эмоции тут совершенно излишни, я готов внимательно тебя выслушать! — воскликнул князь, вставая из-за стола и делая знак секретарю. Секретарь мгновенно испарился. — Давай присядем, и ты всё мне расскажешь.
Князь бережно взял Милославу под руку и подвёл к уютному креслу возле низенького столика. Усадив Милославу, он сел в соседнее кресло. Рядом бесшумно возник секретарь с небольшим подносом и ловко, как фокусник, заставил столик чашками и вазочками.