Академонгородок

— А чего ж ты здесь делаешь? — зло спросил Мхат, играя не то палача-инквизитора, не то следователя по особо важным делам.

— Ну, на речку пошла, — улыбнулась Наташа. — Упарилась вся с этим ужином, искупаться решила. Не желаете проводить?

Она взяла Рогачева под руку и повела. Трава ложилась им под ноги, лес расступался, и, не сделав, казалось, десяти шагов, они вышли к реке.

— Куда ты меня… — вяло шевелил губами притихший Мхат. — Он хотел оглядеться, но почему-то никак не мог повернуть голову.

— Не надо, не обрачивайся! Ты на меня смотри, милый!

Наташа вдруг оказалась перед ним. Мхат охнул. Она была совершенно голой и манила его за собой. Под ногами захлюпала вода, идти стало труднее. Рогачев опустил глаза и обнаружил, что стоит по пояс в воде.

— Не надо, — прошептал он растерянно. — Я не умею…

— Ну как же не надо, дурачок? — рассмеялась Наташа. — Посмотри! Ты ведь этого хотел?

Она медленно опустилась под воду и, поманив Рогачева пальчиком, легла на дно. Волосы плавно колыхались у ее лица, с губ срывались пузырьки. Сквозь быстро поднимающуюся воду Рогачев видел ее тело все ближе, все яснее, только протяни руку…

— На-та-ша… — проговорил он, захлебываясь, и канул в омут…

Чаша восстановилась почти до половины. Хорошо видна была порядком отросшая ручка. Вероятно, на недостающей половине была вторая, точно такая же. Накхта повернула черепок и прочитала надпись на внутренней поверхности: «Хаман кхаран шибени удрах, та сот уни пхар кадах …». На этом фраза обрывалась.

Понятно, почему Стылый так заботится о тайне языка. Любой человек может прочесть и понять это, а потому чаша не должна оставаться в руках людей. И не останется. Людям ни к чему бессмертие. Слишком много смертей оно принесет.

Накхта решительно шагнула к выходу, но вдруг отпрянула. Полог раздался, и в палатку вошел Миша Симак.

— Человек?! — вырвалось у Накхты. — Почему ты…

Она хотела сказать «жив», но в последний момент совладала с собой и спросила спокойнее:

— Миша? Ты что же так рано ушел?

— Откуда? — глаза Миши беспокойно бегали, словно искали здесь что-то. Лицо его осунулось, нос заострился и побелел, на висках явственно обозначились серебристые проблески. Он словно постарел за этот день лет на двадцать. Видно было, что какая-то неотвязная мысль сверлит его мозг.

Он даже не обратил внимания на то, что первую часть вопроса Накхта произнесла на своем языке. Он уже знал этот язык.

— Я говорю, рано ты с банкета, — сказала Накхта.

— С какого… А, нет. Я там не был…

Чаша в руках Накхты притянула его взгляд, и больше он ни на что уже не смотрел.

— Остракон… — прошептал Симак. — Ты хочешь его забрать?

— Да. — ответила Накхта.

Миша облизнул растрескавшиеся губы.

— Я знал, что за ним кто-нибудь придет… Между прочим, он регенерирует. Совсем маленький черепок был, а теперь…

— Я знаю.

— Кто ты? — спросил Миша, не отрывая глаз от чаши.

— Я Накхта.

— Накхта, — повторил Симак. — Откуда ты пришла?

— Ниоткуда. Я была здесь всегда.

— Ты человек?

Накхта презрительно скривила губы.

— Люди были домашними животными моего народа.

Миша все так же пожирал чашу глазами, не решаясь спросить о главном. Наконец, он собрался с духом.

— Ты можешь прочитать, что здесь написано?

Накхта пожала плечами.

— На это способен даже тот, кто вообще не умеет читать! «Ты станешь неподвластен старости и смерти после того, как отведаешь…»

— А дальше? — жадно спросил Миша. — Ты знаешь, что там дальше?

— Знаю.

— Скажи мне! — он протянул к ней руки. — Скажи!

— Зачем? Такое условие слишком трудно выполнить.

— Я выполню! — крикнул Миша. — Что бы это ни было! Я! Я сделаю все! Говори!

— Нет… — Накхта покачала головой. — Ты уже не успеешь. Жизнь человеческая вообще коротка, а твоя и вовсе оборвалась в самом расцвете. Бедный мой, сумасшедший мальчик!

Она погладила Мишу по щетинистой щеке и протянула ему чашу. Дрожащими руками Симак принял вожделенный Остракон. Он хотел бережно прижать чашу к груди, но она вдруг легко, словно песочный кулич, рассыпалась в его руках. Струйки пыли потекли между пальцами, бесследно растворяясь в воздухе. Через мгновение чаши не стало.

Симак медленно поднял голову и с ужасом посмотрел в глаза Накхты — злые змеиные глаза.

— Нет, — прошептал он, отступая. — Не надо!

Нога его вдруг по колено провалилась в зыбкую податливую жижу. Миша завертел головой, оглядываясь по сторонам. Палатки не было. Вокруг парило теплое болото, покрытое сине-зеленой ряской. И только Накхта по-прежнему стояла перед ним.

— Не пугайся, — тихо сказала она. — Тебе будет хорошо — мягко и спокойно. Это гораздо лучше бессмертия, поверь мне!

Миша забился в трясине, пытаясь выбраться на твердое место. Но твердых мест здесь не было. Болото затягивало его все глубже.

— Не надо вырываться, — прошептала Накхта. — Это совсем не страшно. Хочешь, я буду с тобой до последней минуты?

Она шагнула к Мише, сразу погрузившись по грудь, и потянула его за собой, положив руки на плечи.

— Обними меня! Ты ведь всегда мечтал об этом! Ближе! Ты еще успеешь…

— На-та-ша… — ряска коснулась Мишиных губ, но Накхта накрыла их поцелуем.

Головы их медленно скрылись в трясине…