Акамие. В сердце роза

— Что за Бали? — обрадовался волосатый. — О, это хрусталь несравненный, и описывать его не хватит слов. А приключилось с ним следующее. Он был учеником у сапожника, и как-то ходил по его поручению, и возвращался поздно, уже стемнело, и встретил двух человек из соседей сапожника. А те его и задержали, набросились, как осы на сладкое, не отпускали, пока ночная стража с фонарями их не спугнула. Насильников и след простыл, а мальчишку ноги не держали, — вздохнул волосатый. — Привели его к начальнику стражи, а там известное дело: заклеймили особым клеймом, а имечко его золотое внесли в список, и после этого ему одна дорога была. Сапожник его обратно не принял бы, да он и сам знал, не просился. Так не на улице же пропадать такой красоте, не на пристанях же! Кроме красоты невыносимой, ум у него был, хоть редко это совмещается. И пошел к Камару, потому что его баня лучшая в городе. Камар его осмотрел и остался доволен, выучил всему, что знать надлежало и выпустил в этот дворик. Остальным камаровым мальчишкам только и оставалось, что утопиться всем в купальне. Люди до темноты сидели, очереди дожидаясь. Ах, — махнул рукой волосатый. — Разве другой такой найдется?!

— И что же Камар его продал? — сквозь зубы выдавил Тахин.

— Раз уж не заткнуть тебя, — пробормотал Эртхиа.

— Это я спрашиваю: что же Камар его продал? Этому нет объяснения! А только тот купец, что его увез, оставил здесь всю поклажу своего каравана, а она была велика, — все оставил Камару. Увез Бали. А на что он ему в дом, если весь Удж с ним перебыл и все приезжие и проезжие? Выгоды с его красоты уже не получишь: такую цену, как за него заплатил, только за жемчуг несверленый платят, так что и не перепродаст никому. Уже больше года тому, а я все голову ломаю: что за выгода ему?

Тут Дэнеш вернулся.

— Вы все уже? — спросил Тахин. — Пойдем отсюда?

— Ты все уже? — сердито переспросил Эртхиа у Дэнеша.

— Я?

— Ну не я же! Пойдем отсюда.

И пока переодевались в чистое, выстиранное и высушенное на горячем ветру белье, жаловался тихо:

— Баня называется. Всю душу измарали. А ты… Да этому крашеному и девяти нет. Как ты мог? — спросил, передернувшись от отвращения.

Дэнеш, одну руку просунув в безрукавку, повернулся к нему, посмотрел. Потом сунул и вторую руку и стал очень тщательно затягивать шнуровку.

Об аттанском купце

Они расположились в опрятной харчевне на краю базара и только успели заказать свой обед, как перед ними, вместо столика с кушаньями, словно бы из воздуха возник грузный мужчина в купеческой одежде, какую носят купцы в Аттане: длинном синем кафтане, опоясанном кушаком с кистями почти до земли и уборе из множества разноцветных платков, обмотанных и оплетенных вокруг головы.

— Государь мой, да что же? Да как же? — шепотом причитал он по-аттански, стараясь не привлекать ничьего внимания. — Зачем же тебе и твоим спутникам вкушать пищу в этой жалкой харчевне? Ай, окажи мне великую милость, позволь проводить тебя в такое место, где и пища, и обстановка соответствуют твоему величию пусть и не совсем, ибо это невозможно и недостижимо, но хоть отчасти и уж точно более, нежели здесь…

Эртхиа переглянулся со спутниками, из которых понимать речь купца мог только Дэнеш, и пожал плечами:

— Ты ошибся, любезный, я не…

— Ай, государь мой, — замахал руками и с еще большей страстью зачастил купец. — Нет нужды тебе скрываться от меня. Я видел тебя на аттанском базаре, и глаза мои радовались смотреть на моего царя. Я теперь прямо оттуда и держу путь на ту сторону мира.

— Как?! — вздрогнул Эртхиа.

— За море, — улыбаясь, пояснил купец, — на ту сторону. Так у нас говорят.

— Да, — вспомнил и Эртхиа, с облегчением отирая ладонью вспотевший лоб. — А ты все же потише! Хоть здесь и не Аттан, вокруг — купцы, владеющие многими наречиями. Называй меня просто господином, как делал это прежде.

— Как тебе угодно, господин. Так предоставь мне, ничтожному, взять на себя заботу о твоей трапезе, умоляю тебя, для меня это почетно.

— Не хватало! — нахмурился Эртхиа. — И так вон сколько шума ты поднял вокруг нас, а мне это не на руку.

— Уйдем же отсюда! Позволь провести тебя в сад, устроенный здесь неподалеку, тенистый и благоуханный, с источниками, водой текучей, прохладным ветерком, с певчими куропатками, горлицами и другими птицами…

— Э, ты продавать мне его собираешься? — отмахнулся Эртхиа. — Веди и ни слова больше. Я голоден и мои спутники тоже — скоро ли ты управишься?

— Если ты позволишь, чтобы тебя с твоими достойными спутниками сопровождал мой доверенный слуга, то сам я поспешу позаботиться о пище и напитках и немедленно вслед за вами явлюсь в сад.

— Как зовут тебя, почтенный?

— Где уж государю запомнить мое ничтожное имя! Тарс я. Тарс Нурачи.

О саде тенистом и благоуханном