Акелдама - кровавое поле битвы. Книга 3. Часть 1 (СИ)

— А еще чего ты хочешь? — она коснулась полупрозрачной рукой его лица, и он не отпрянул, как это было в прошлом, а наоборот затаил дыхание и закрыл глаза. — Эребус?

— Увидеть тебя еще хотя бы раз, — он повернул лицо и поцеловал ее руку. — Коснуться тебя.

Она смотрела на него и колебалась: ей хотелось одновременно и отомстить, и признаться ему, что она жива, и посмотреть на его реакцию. А еще ей нестерпимо хотелось снова почувствовать его губы на своей коже и поцеловать его самой, но она решила не рисковать и отстранилась.

— Завтра, — обронила она, чувствуя, как покалывает руку там, где прижались его губы, — ты увидишь меня завтра ночью. Я приду вернуть тебе ксей, — она встала, намереваясь уйти.

— Ангелика, — он протянул к ней руку, но не решился остановить, — прошу, останься еще… хоть на пару минут.

Хранительница колебалась: она понимала, что ей лучше уйти, пока она снова не влюбилась в него без памяти. Каждая секунда рядом с ним разбивала те каменные стены, что она выстроила вокруг своего разбитого сердца. Она должна была уйти, но не смогла — один взгляд на его разбитые и покрытые кровью костяшки пальцев, и она вернулась.

— Зачем ты причиняешь себе боль? — она аккуратно взяла его руку в свои.

— Чтобы заглушить другую, — неожиданно ответил он, боясь лишний раз моргнуть, чтобы не спугнуть такое желанное видение.

Хранительница вздохнула: она не могла заживить его раны, ведь тогда он понял бы, что она не плод его воображения, но промыть их и перевязать она все же могла.

— Достань аптечку, — попросила Ангелика.

Он безропотно активировал одной рукой потайную нишу в стене и вынул оттуда внушительную аптечку.

— Вот, — хранитель поставил ее на кровать и открыл.

Хранительница нахмурилась: аптечка была практически пустой — всего пачка салфеток да пара баллончиков — один с антисептиков, а второй с заживляющей пенкой. Она вынула все и тихонько вздохнула — баллончики были слишком легкими.

— Почему ты не следишь за наполнением аптечки? — спросила она, принимаясь за обработку его руки.

— Я ей не пользуюсь, — просто ответил он, абсолютно не реагируя на то, что она щедро заливает его руку антисептиком.

— Как не пользуешься? — она пораженно уставилась на него.

— Незачем, — он невесело улыбнулся. — У меня такая регенерация, что мне это не нужно.

— Что-то я не заметила у тебя быстрой регенерации, — нахмурилась она.

— Эти царапины не представляют опасности для жизни, — он небрежно дернул плечом, — так что будут заживать обычно.

— Обычно?

— Дня три.

— Что? — она неосторожно слишком сильно прижала к его разбитой руке салфетку, пропитанную антисептиком, но единственной реакцией были чуть расширившиеся зрачки, сказавшие ей, что он все же чувствует боль.

— Все равно заживет, — он вздохнул, — всегда заживало. А переживать обо мне некому.

Долгий задумчивый взгляд, и Ангелика вернулась к обработке его рук. Она больше не произнесла ни слова, пока не закончила наносить заживляющую пенку. Она нанесла два слоя на каждую руку и отбросила в сторону пустой флакон. Почему-то ей было горько от его признания, что он никому не нужен, хотя в этом он мог винить только себя, свой эгоизм, манию величия и слишком резкий насмешливый нрав.

— Спасибо, — удивительное тепло наполняло его голос.

Она посмотрела ему в лицо и замерла: он улыбался ей, и эта улыбка была невероятной, от нее просто захватывало дух. Мягкая и нежная, она полностью изменила его лицо, прогнав постоянную холодность и насмешливость.

Ангелика заворожено потянулась к нему, коснулась губами его губ и почти тут же отпрянула, почувствовав неожиданную вспышку энергии, что пронзила ее насквозь. На один долгий миг их глаза встретились. Потрясение, удивление, надежда были в его взгляде, он потянулся к ней, намереваясь обнять, и она испугалась, что он все поймет. Хранительница еще раз прижалась к его губам и растворилась с первым же толчком энергии.

Эребус недоверчиво моргнул, коснулся пальцами губ, а затем рухнул в кровать и закрыл лицо руками. Его хриплый смех раздался в полной тишине: похоже он начинал сходить с ума. И самое страшное в этом было то, что его это не пугало. Если это была цена за то чтобы видеть любимую, касаться ее, то он готов был ее платить…

Акелдама

Рэм не спал: он не мог отвести глаз от любимой, что так доверчиво прижималась к нему во сне. Его пальцы ласково перебирали ее шелковистые локоны, а губы улыбались — он был счастлив, действительно счастлив. Если бы он только набрался смелости и сказал ей… но он не мог, он хотел открыть ей все, но каждый раз, как только он хотел все рассказать, его охватывал страх, что она бросит его, а он уже не мог без нее — она была для него всем.

Мужчина тихонько вздохнул и вдруг напрягся: Анита заметалась — ей явно начал сниться какой-то сон. Вот стон сорвался с ее губ, а затем она закричала и забилась в его объятьях. Миг и он провалился в ее широко распахнутые и полные боли и отчаяния глаза…

Анита сознавала, когда начался сон, что это только воспоминания, но с каждой секундой это знание ускользало, растворялось в чересчур яркой реалистичности действий.