Ах, эта черная луна!

В очередях Софию принимали за испанку. В тех азиатских местах в то время встречались настоящие испанцы и испанки. София их не любила. По ее мнению, они были на другой стороне. Что это за стороны, объяснять не приходилось. Тот, кому София имела привычку открывать свои мысли, это и так понимал. А тот, кому она своих мыслей не открывала, не должен был догадываться об их содержании. Если бы Софию прижали к стенке и спросили, имеет ли она в виду войну в Испании, она бы удивилась и сказала, что имеет в виду 1492 год. Немногие из собеседников Софии знали бы, что случилось в том году, но она и этого никому объяснять не хотела. Если бы объяснений потребовали под угрозами и пытками, София бы сказала, что в 1492 году король и королева изгнали из Испании ее прадеда. И она могла это доказать, потому что девичья фамилия ее мамы была Галеви, а всем известно, что Галеви жили в Кордове. У Софии были давние счеты с испанцами, и ей не нравилось быть похожей на них.

— Пусть считают меня цыганкой, — объявила София Мали после очередной стычки в очереди.

Мали понимала, что София злится оттого, что никак не может решиться объявить себя в очереди еврейкой.

— Обвесят и обсчитают назло, — объясняла София эту свою беду.

— Скажи-ка, — произнесла Мали задумчиво, — а знаешь ли ты, что такое настоящие цыгане? Может быть, тебе не стоит рекомендоваться подобным образом? Может быть, лучше считаться испанкой?

— Я знаю, что сейчас цыгане на нашей стороне, — возразила София. — Их тоже убивают ни за что.

— Всех убивают ни за что, — сказала Мали. — Если вдуматься, то убивать человека не за что. Он не дает ни пуха, ни пера, ни мяса.

— Немцев надо истребить до последнего! — крикнула София.

— Не знаю, — вздохнула Мали, — то, что происходит, просто безумие. Помнишь, боги наслали нечто похожее на ахейцев. Такие вещи не происходят сами по себе. Это похоже на Апокалипсис.

— Удивляюсь твоей глупости, — возмущенно сказала София. — Если в мире скопилось такое количество ненависти, что она сумела залить весь мир, источник этого зла должен быть уничтожен.

— Не знаю, не знаю, — несколько растерянно, а потому вяло, парировала Мали, — у любого источника зла есть свой, более глубокий, источник. Мне бы не хотелось сейчас в него заглядывать. Давай лучше познакомимся с цыганами и выясним, что они из себя представляют.

София не любила откладывать задуманное в долгий ящик. Не прошло и двух дней, как она сообщила Мали, что познакомилась с цыганской королевой и сумела завоевать ее доверие.

— Мы званы на цыганский файфоклок, — объявила София.

— Не знаешь ли, что они подают в это время суток? — поинтересовалась Мали. — Чем вообще питаются цыгане?

— Я уверена, что в данное время они питаются, как все, тем, что можно добыть.

— Было бы хорошо, если бы они не питались бараньими глазами, — пожелала Мали. — Я этот вид местного деликатеса плохо перевариваю.

София рассмеялась.

— Цыгане вряд ли питаются бараниной, хотя украсть барана, конечно, легче, чем коня, — успокоила она подругу. — В любом случае, чужаков не станут угощать краденым мясом. Во всяком случае, я бы этого делать не стала.

Мали вспомнила украденную совместно с Софией курицу, которую они запекли в глине, а глину с остатками перьев и костей потом закопали на пустыре. Вкус у курицы был восхитительный. Юцер поверил тогда, что курицу они выменяли на парижскую пудреницу Софии. А пудреницы у Софии действительно больше не было, потому что на базаре, куда они носили ее продавать, пудреницу украли цыганки. Тогда они и решились на кражу курицы.

Вернее, ни на что они не решались.

— Поищи пудреницу в голове, — велела подруге София. Мали открыла ей свое умение нырять туда и выныривать оттуда, где неизвестное становится явным.

Мали напрягла воображение. Но поскольку она была голодна, то вместо пудреницы увидела курицу. Поймать ее было делом мгновения. София тут же набросила на куриную голову платочек и завязала его двойным узлом. Потом они торжественно продефилировали за угол, и никто за ними не погнался.

— Нет ли в этом таборе нашей пудреницы? — невпопад спросила Мали.

— Допустим, что за выяснением этой подробности мы и идем туда, — предложила София.

Табор располагался на городской свалке. Цыганская королева, не старая еще женщина с выщипанными и подведенными по европейской моде бровями, приняла гостей радушно. Она сидела на рваных подушках за занавесом, сшитым из разных кусков материи, среди которых попадался и набивной ситец, и бархат, и даже кусочки меха. Занавес был перекинут через проволоку, связывавшую два телеграфных столба.

— Уютно у вас, — сказала Мали, с интересом оглядывая простирающийся за занавесом пустырь с высокими и низкими кучами мусора.

— Плохое место, — не согласилась с Мали цыганская королева. — Мы привыкли к зелени, к лесу, к реке.

Мали было странно слушать эти жалобы. Густая зелень, лес и река принадлежали ее воспоминаниям, в которых цыган, между тем, не было.

— Если бы здесь был лес, — вежливо ответила Мали, — были бы грибы и ягоды, а так — одни тыквы, дыни и арбузы.