Ах, эта черная луна!

— В общем, там написано, как поступать, чтобы детей не было, и что делать, когда они все же получаются. Но как знать, когда они получаются?

— А ты спроси у Жанны, — предложила Таня, — она знает. А за совет, как от них избавляться, она тебе что хошь отдаст.

Жанна была Таниной старшей сестрой. Нет нужды напоминать, что Таня была той самой девочкой из плохого дома, от дружбы с которой Любовь пытались оградить всего несколько лет назад.

Таня выросла рассудительной и разумной. Она пыталась спасти Любовь от неприятностей, которые та постоянно на себя вызывала с небрежной заносчивостью. Если Любовь и слушалась кого-нибудь, то только ее. Но и Татьяне далеко не всегда удавалось урезонить строптивую подругу.

— Да оставь ты эту ерунду, — махнула рукой Таня. — Успеешь переспать со своим Чоком. Ты лучше скажи, что мы будем делать с Шуркой Егоровым? Может, заявим на него в милицию? Я с мамкой советовалась. Она говорит: «Один стук в милицию, и этот ублюдок окажется за решеткой. Его надо убрать, он за себя не отвечает».

— Тогда меня убьют его дружки, — мрачно сказала Любовь. — Я из-за этого и хочу избавиться от девственности. А забеременею, тем лучше. Тогда он отстанет. А так все спрашивает: «Ты ведь у нас еще целка?». И хмылится. Его это… как тебе сказать… заводит, что ли. Пересплю с Чоком, мне разрешат выйти за него замуж. Твоей Жанке разрешили. А ей было шестнадцать. И мне скоро шестнадцать.

— Не дай тебе Бог, как Жанке. Школу не закончила, а детей уже двое. И мужик вечно пьяный, и денег нет, и жизнь чернее ночи и вонючее отхожего места.

— Школу я кончу, и пить Чок не будет. Главное — отвязаться от Шурика. Понимаешь?

Они посидели друг против дружки, мрачно нахохлившись, потом разошлись.

Тем же вечером Любовь отправилась гулять с Чоком в парк.

— София решила меня извести, — сказала Любовь.

— Не выдумывай, — поморщился Чок.

— Правда, правда. Она сказала, что я сорняк, который надо выполоть.

— Кому она это сказала?

— Кажется, Адинке. А Адинка побежала к Гецу. А Гец — к папе.

— А ты опять подслушивала.

— Ну и что? Зато я знаю, что меня отсылают с Юцером в Палангу, а тебя увозят в Крым. Это чтобы София не побежала в школу и не затеяла скандал. За драку на пляже.

— Забудь. Я с ней поговорю. Она может устроить скандал, но она не злая. За меня и за Адинку может убить, это правда, но против нас никогда не пойдет.

— Она радовалась, когда мама уплыла.

— Неправда. Я сам видел, как она рыдала. Кричала что-то про Юцера. Будто он виноват.

— Теперь она привязалась к Юцеру. А папа говорит, что все произошло после того, как мама побывала у Софии.

— Кто их разберет? Что-то они не поделили, бриллиант какой-то. Я никуда с ними не поеду. Поеду с тобой в Палангу.

— Тогда София точно выставит меня из школы. Ты должен поехать с ними. Только сначала… Чок, давай сделаем это, а потом я забеременею, и мы поженимся.

— Ты сошла с ума. Тебе же нет шестнадцати! А жениться можно в восемнадцать.

— Жанке разрешили.

— Так то Жанка! Прекрати! Прекрати я говорю! Прекрати!

Любовь раздевалась на маленькой лужайке между двумя елями, за которыми садилось солнце. Маленький сверкающий лифчик переливался в малиновых лучах, словно рокайльная виньетка. Он повис на тяжелой еловой лапе, и Чок не мог отвести от него глаза. Вернее будет сказать, что он не решался перевести их на хохочущую Любовь. Краем глаза он видел ее пылающее плечо и золотые волоски на протянутой к нему руке. Земля дрожала под его ногами, он весь трясся, словно прикоснулся к оголенному проводу. Тело не слушалось, оно взрывалось изнутри.

— Прекрати! — крикнул Чок.

Он не кричал, он рычал, выл, лаял, сотрясался от рыка, воя и лая. А Любовь смеялась. Она смеялась так, что ему хотелось ее убить.

— Ты просто боишься, потому что никогда не делал это, — сказала Любовь, отсмеявшись. — Мне сказали, что нужно просто попробовать, и все произойдет само собой. Нужно прижаться друг к другу, закрыть глаза, и все случится само. Не бойся! Иди ко мне.

— Уйди! Уйди! Я тебя ненавижу, — крикнул Чок и побежал куда глаза глядят.

Ели хлестали его по лицу, по раскрытым глазам и по щекам, а он хотел еще, еще, еще! Когда он, пошатываясь, вышел на тропинку, Любовь ждала его на скамейке, одетая и совершенно спокойная.

— Глупый ты, — сказала она. — А теперь этого не будет между нами никогда. С другими будет, а с тобой нет.

— Не смей! — прошипел Чок.

— А это уже не твое дело, — холодно ответила Любовь. — Проводи меня домой и езжай в Крым. Лучшей езжай, если желаешь мне добра. И постарайся убедить Софию, что между нами все кончено навсегда. Этим ты окажешь мне большую услугу. Можно сказать, спасешь.

— Я же тебе сказал: я поговорю с Софией, и все будет в порядке.

— Не будет. Она меня ненавидит. Кроме того, между нами действительно все кончено. Разве ты не понимаешь?