Ах ты... дракон!

Вообще-то в лечебные покои кавалеры к дамам не допускались. Здесь царили строгие понятия о нравственности. И уж тем более не допускались нарушения покоя и тишины, совершенно необходимые, по мнению лекарей, для исцеления болящих и раненых. А представить, что в эту обитель покоя, нравственности и лечения будет когда-то допущено животное… еще луну назад это было бы абсолютно невозможно, кого ни спроси.

Тем не менее сейчас «кавалер маленькой дамы», пушистый меур-двухлетка злостно нарушал все установленные в лечебных покоях порядки, а лекари не только при этом присутствовали, но и всецело одобряли его поведение, выражая свое мнение хлопаньем в ладони и подбадривающими (о ужас!) криками.

— Бабушка! Бабушка, смотри, как у Штуши получается!

У Штуши и в самом деле получалось. Маленький пушистик тихонько крался по подоконнику, изображая кота, выцеливающего мышку, и вся его фигурка выражала полную сосредоточенность порученным делом. Даже крошечный хвостик казался в этот миг пушистым и длинным. Еще немного, еще чуть-чуть — казалось, воображаемая мышь будет вот-вот схвачена… Бросок, когти смыкаются на добыче, миг торжества — и вдруг ловец в ужасе шарахается прочь, взмывая по занавесям и дико озираясь.

— Чего это он?

— А, это кот недавно добычу у нас в стороже ловил. Ловил мышь, а поймал Райво, десятника нашего. Тот, вишь, из погреба не вовремя высунулся…

— Ха-ха-ха! Молодец! А еще кого покажи!

— Покажи поваршу! Поваршу нашу покажи, Вииво Пышку! Поваршу!

Штуша с интересом посмотрел на хохочущую здесь же поваршу и спрыгнул с занавеси. Встал на задние лапки, выпрямился и быстро распушил шерстку, резко прибавив фигуре «полноты». И зашагал, покачивая «бедрами» и на ходу «поправляя прическу» и «фартук».

Публика грохнула хохотом. «Поварша» недоуменно оглянулась: над чем, мол, смеются? На голове — порядок. С фартушком порядок. Вдруг внезапная догадка озарила «женщину», и она, боязливо опустив голову, заглянула себе в «вырез». Ой, а что это там? Помогиииииииииите!

— А он…

— А чего там такое видел, а?

— Та дайте ж глянуть…

— Ой, не могу! — заверещала поварша. — Ой, это ж он позавчера показывает, когда мне туда рак попал! Я чую шевелится, глаза опустила глянуть, а там клешня торчит… я ж думала…

— Так верещала, что вельхо спасать кинулись!

— И как, спасли?

— Не… ее быкарь Вено спас… рака вытащил… да еще проверил, не завалялся ли там кто другой.

— Долго проверял-то?

— Дык старался! Тут, брат, есть где поискать.

— Да тьфу на вас! — привычно отмахнулась и впрямь пышногрудая Вииво. — Слышь, девчоночка, ты их не слушай. Эй, зверь, как тебя? Штушенька… а покажи-ка вот этого, говорливого!

Пушистик насторожил ушки.

— С меня сладкие ягоды!

— Чррч! — после короткого раздумья одобрил Штуша. И изобразил, как подтягивает штаны…

— Пало, — на плечо легла чья-то рука. А, Эвки. — Развлекаешься?

— Странный зверек, не находишь? Ты обратил внимание, что он различает людей не только по лицам, но и по именам? Даже для меура это слишком разумное поведение.

— Давай потом про меура? Наш новый союзничек кличет. Вести он какие-то получил срочные. Идешь?

Поселок Рейиккен. Макс.

В масках и притворстве я разбирался. А как же. Это профнавык, на котором у меня бизнес строится. Не обманешь не продашь, а чтоб обмануть, надо мало того, что понять, что за человек перед тобой, понять, что у него за маска, и пролезть за нее, так надо в считанные секунды натянуть на маску на себя. Да так, чтоб предстать перед клиентом именно тем, кого он в данный момент готов видеть и кому поверит, что вот эта, например, хрень — именно то, что ему не хватает в жизни. Так что на притворстве-маскировке я, можно сказать, собаку съел. Извини, четвероногий друг человека, но что есть то есть.

Короче, в притворстве я уж точно понимаю побольше Славки.

По-крупному пришлось удивляться всего-то два раза.

Первый — когда наша математичка Пиранья (Пиратова Ираида Яковлевна), ненавидевшая всех детей скопом так, что Снейпу с его придирками к незабвенному Гарри Поттеру оставалось только скормиться змеюке Нагайне от безысходной зависти, вдруг однажды посреди ора замолчала, раскрыла зазвеневший мобильник и… улыбнулась.

— Ирочка? Что, солнышко мое? Конечно, принесу. И книжку почитаем… я тебя тоже люблю, доча.

Класс тогда охренел в полном составе. Наша Пиранья умеет разговаривать? Не орать, не шипеть, не кусаться словами так, что уши пламенеют и хочется провалиться сквозь землю. Она! Умеет! Говорить! Ласково! С ребенком! Умеет улыбаться! У нее есть дочка! И они вместе по вечерам читают… И почему после этого наш детдомовский невеликий класс, до сих пор относившийся к злобной училке как к неизбежному злу, возненавидел Пиранью? Странно, ее злую маску мы терпели, а вот промелькнувшая доброта и любовь — не к нам! — стали искрой, подпалившей взрывчатку. Это, наверное, странно… но работать у нас она больше не смогла.