Ах, Вильям!

— Ну, его брак распался, но… Как бы сказать… Я знала, что мы не будем вместе, и так оно и вышло. Но после этого я уже не могла оставаться с вашим отцом.

Больше всего меня поразило, как мало их интересовали подробности. Крисси больше заботила Джоанна.

— Долго у них это было? — спросила она, и я ответила, что не знаю.

Бекка сказала:

— А мне она нравилась.

Крисси посмотрела на нее и сказала:

— Да ты ее обожала, — почти сердито, и тогда я сказала:

— Нет, ну а что, она же не знала.

Наступило молчание, потом Бекка покачала головой:

— Ничего не понимаю в этой жизни.

— Я тоже, — сказала я.

На прощанье мы с девочками обнялись и поцеловались, и они сказали, что любят меня. Эта беседа выбила меня из колеи, а девочек, похоже, не выбила. Так мне показалось.

Хотя кто знает, что чувствуют другие?

В аэропорту Ла-Гуардия я увидела Вильяма издалека, и я увидела, что его брюки хаки ему коротки. Это чуточку разбило мне сердце. На ногах у него были лоферы и синие носки, не темно-синие и не голубые, и они выглядывали на пару дюймов из-под штанин. Ах, Вильям, подумала я. Ах, Вильям…

Вид у него был измученный, под глазами темные круги. Он сказал: «Привет, Лютик» — и сел рядом со мной. У него был компактный чемоданчик на колесиках, коричневый с темными вставками. Кажется, дорогой. Вильям взглянул на мой ярко-фиолетовый чемодан:

— Серьезно?

— Ой, прекрати. Зато он никогда не теряется.

— Еще бы.

Вильям скрестил руки на груди, окинул взглядом зал и спросил:

— Ты уже бывала в Мэне?

По ковролину, устилавшему пол в аэропорту, полз младенец, а следом шагала его мать, на груди у нее висела детская переноска, и она улыбнулась нам, и я заметила, что Вильям тоже ей улыбнулся.

— Один раз, — ответила я.

— Да?

— Меня пригласили в Ширли-Фоллз выступить перед студентами тамошнего колледжа. По-моему, я тебе уже рассказывала.

— Расскажи еще раз, — попросил он. Его взгляд скользил по залу.

— Не знаю, какая это была книга, может, третья. В общем, меня позвал туда заведующий английской кафедрой — сам он писал рассказы, — и я провела с ним весь день, слушая про его стареющую мать и про бесконечные хлопоты с ней. И, пока мы гуляли по кампусу, я не увидела ни одного объявления про встречу со мной. После ужина он отвел меня в лекционный зал, где было расставлено около сотни стульев. И там не было ни души.

Вильям обернулся ко мне:

— Да ты что!

— Представляешь? Такого со мной никогда не случалось. Мы сидели и ждали, и где-то полчаса спустя я пошла к себе в комнату, и он потом написал мне электронное письмо с извинениями — мол, он понятия не имеет, как такое произошло. И лишь потом я подумала: уж его-то группы могли прийти. Видно, он даже их не позвал. Я написала ему: «Ничего страшного».

— Господи, — сказал Вильям. — Что на него нашло?

— Даже не представляю.

— А я представляю. — Вильям посмотрел на меня почти сердито. — Он тебе завидовал.

— Думаешь? Ну не знаю.

Вильям вздохнул и медленно покачал головой, глядя, как младенец ползет по полу.

— И правда, откуда тебе знать, — сказал он. И потянул себя за усы. — Они тебе хоть заплатили?

— Конечно. То есть я не помню. Но что-то наверняка заплатили.

— Господи, Люси, — сказал Вильям.

* * *

В Бангор мы прибыли вечером, без четверти десять; самолет у нас был небольшой, попутчиков немного. Шагая по аэропорту, — в залах было как-то темно и жутковато — я повсюду замечала таблички, приветствующие ветеранов войны, и Вильям сказал, что читал об этом, раньше здесь была база ВВС, и поэтому тут такая длинная взлетно-посадочная полоса. Именно сюда прилетали многие военные, возвращаясь домой из-за границы. Отсюда они улетали, Бангор был их последней остановкой в Штатах. По словам Вильяма, когда шла война в Ираке, оттуда в Бангор прилетало столько военнослужащих, что жители Мэна придумали торжественно их встречать. В аэропорту был особый коридор, мы туда не ходили, но над ним большими буквами было написано: «ЗАЛ ПРИВЕТСТВИЙ». Он выглядел почти как музей. При виде него я вспомнила об отце. Возвращаясь из Германии, мой отец сначала плыл на корабле до Нью-Йорка, а потом добирался до Иллинойса на поезде. Но, может, отца Вильяма доставили в Мэн на самолете, когда он был военнопленным?

— Нет, — сказал Вильям. — Он прибыл в Бостон по морю, а там пересел на поезд. Я об этом читал.

Меня не покидало ощущение нереальности происходящего.

И тут я увидела мужчину, который (как мне показалось) собирался ночевать в аэропорту; он был не стар и не молод, у него с собой было много белых пакетов и ни одного чемодана, и он находился в той части аэропорта, где приглушили свет. Похоже, он заметил, что я на него смотрю; он перестал есть из большой пачки чипсов, лежавшей у него на коленях.