Ах, война, что ты сделала...

Было непонятно: все эти месяцы мы служили в Афганистане, твердо уверенные в том, что мы, находясь в этой стране, защищаем южные рубежи нашей Родины, а значит, и Узбекистан. Нас убеждали, и мы верили, что вводом своих войск в Афганистан СССР опередил всего на каких-то три часа США, которые тоже планировали ввести туда свои силы быстрого реагирования. Опоздай мы, и тогда США имели бы в Афганистане нацеленные на нашу страну ракетные установки, в том числе и с ядерными боеголовками, военные базы. А такое соседство с заклятым идеологическим врагом было бы чревато самыми непредсказуемыми и тяжелыми последствиями для нашей страны. Чувствуя себя ответственными за судьбы многих миллионов советских людей, многие офицеры и прапорщики быстро разочаровывались, испытав на собственной шкуре, как относятся в Узбекистане к тем, кто выполняет в Афганистане интернациональный долг. Такое «радушие» оскорбляло чувства интернационалистов.

Чеки «Внешпосылторга» в те годы были в большой цене. Они давали доступ в престижные магазины «Березка», их можно было выгодно продать, в два-три раза дороже по отношению к советскому рублю. Кому-то казалось, что у выезжающих из Афганистана карманы набиты тугими пачками чеков. Но это было далеко не так. Официально нам платили не очень много.

Из должностного оклада младшего офицера, который насчитывал в совокупности примерно 200–230 рублей, высчитывали 50 рублей, умножали на установленный коэффициент, в результате получалось 230 чеков. Старшие офицеры получали больше. Чеки выдавались в части по месту службы. Денежная сумма оклада, из которой высчитывались 50 рублей, перечислялась на личный вклад. Получить ее можно было только в Союзе. В аэропорту Ташкента стояли специальные передвижные выплатные пункты, где можно было получить свои деньги. Солдаты получали вообще крохи. Война шла страшная, и с каждым годом разгоралась все с большим ожесточением, однако наше правительство экономило на заработной плате военнослужащих, воевавших в Афганистане. Если бы их денежное довольствие хотя бы приблизительно соответствовало степени опасности и риска выполняемых там задач, не было бы такого размаха грабежа и воровства, которые захлестнули части и подразделения 40-й армии и с которыми все мы так тщетно боролись.

В Афганистане мы часто мечтали о холодной питьевой воде. В подразделениях не было электричества, а значит, и холодильников. Когда выходили на боевые операции, заполняли солдатские фляжки водой, мочили чехлы и подвешивали за какой-нибудь выпирающийся предмет брони или на стволы пулеметов. Влага, испаряясь на ветру с чехла, охлаждала содержимое фляжки. Вода становилась холодной.

Но такой эффект достигался только при движении, в остальных случаях воду брали из арыков, которые для местных жителей служили и прачечной, и канализацией, и баней, и водопоем для скота. Бросали в емкости с водой обеззараживающие таблетки и, не дожидаясь, пока они выполнят свою функцию, выпивали воду. Пить хотелось постоянно. Поэтому мечта об отпуске и доме была связана также и с изобилием холодной воды. Увидев автомат с газированной водой, каких было много на улицах Ташкента, я остановил такси и подошел к нему. Возле аппарата стояли такие же афганцы. Мы по очереди бросали монетки в аппарат, набирали в стаканы холодную шипящую сладкую воду и пили. Отдыхали и снова пили. Стояли, разомлевшие от блаженства, радости, словно пьяные.

Уже тогда мы хорошо понимали, что Ташкент — это еще не Родина, а поэтому старались как можно скорее покинуть его.

В Москву я прилетел 1 мая 1980 года. До ближайшего и единственного рейса на Петрозаводск, где в то время проживала моя семья, времени оставалось, что называется, «впритык». За большую цену уговорил таксиста увезти меня в аэропорт Быково.

Москва готовилась к праздничной демонстрации: улицы перекрывались сотрудниками государственной автомобильной инспекции, нарядами милиции, транспорт направлялся в объезд. Это усложнило и без того напряженную ситуацию. Приходилось уговаривать милиционеров пропустить меня. Я каждый раз объяснял, что я — военный отпускник, опаздываю на самолет, что я афганец, еду с войны и очень хочу домой. На меня смотрели как на ненормального: необычно загоревший для ранней весны, одетый в легкую, не по сезону, одежду, говорящий о каком-то Афганистане и войне… Но, как бы там ни было, махнув рукой, пропускали. Когда уже казалось, что все, успеваю, попался непреклонный милиционер. Никакие слова, просьбы, уговоры не помогали. Мало того, он начал сердиться и хотел уже вызвать дополнительный наряд, чтобы разобрались со мной, но вмешался пожилой таксист. Он отвел милиционера в сторону, долго говорил с ним. В завершение разговора я увидел, как розовая десятирублевая купюра перекочевала из его рук в карман милиционера. И мы поехали дальше…

Вот я и в Петрозаводске. Вокруг еще снег, холодно!