Сейчас Ахани был похож на водного бога. Мокрый и весь облепленный темно-зелеными водорослями, юноша блестел от воды. Тёплые обильные струи стекали с длинных волос, так что на камнях за ним оставались мокрые отпечатки босых ног.
Быстро схватив лук, Ахани наложил на него мокрую злополучную стрелу. Растянув потрепанную тетиву, он какое-то время ждал, наблюдая за небом и осторожно отступая от воды. А затем прищурился и выстрелил. В небе жалобно пискнула чайка и полетела к земле.
Тетива отправила последнюю стрелу и лопнула. Тисовое древко с двойным изгибом выгнулось и распрямилось – юноша горестно вздохнул и мягко опустил размокший лук на землю.
Позже, когда угли в маленьком костерке догорали, а юноша обглодал последнюю птичью косточку, он удовлетворенно вытер пальцы о траву. Хоть мясо было безвкусным и жестким, но наполнило живот.
– Пойдём, Даэв, – обратился к коню Ахани, натягивая одежду и сапоги. – У нас еще долгий путь.
Конь одобрительно заржал в ответ. И они пошли дальше на юг, огибая озеро по каменистому берегу в сторону густых белых облаков.
По дороге Ахани углядел невысокий клен и, поклонившись, отломал от него две ветки – длинную и короткую. Затем отрезал от накидки полосу, убрал шерсть, что есть силы скрутил лоскут и растянул короткой веткой. Так рождался новый лук.
Когда Сурья уходил к себе домой, небосвод стал темнеть и на нем уже зажигались первые звезды, Ахани облюбовал место для ночлега – небольшую поляну между больших глыб, сокрытую от ветра и посторонних глаз. Озеро осталось далеко позади и снова превратилось в узкую реку. Уютная долина заканчивалась и переходила в маленькую извилистую низину, зажатую между крутобокими, усыпанными камнями холмами.
Ахани всю дорогу собирал сухие ветки и теперь соорудил из них скромный костер. Быстро поджарив на огне подстреленного зайца, юноша подкрепился. Затем завернулся в накидку, разгреб мелкие камни до ровной поверхности для удобного сна и лег под тёплый бок Даэва.
Тихо потрескивали догорающие угли, а в небе перемигивались сотни звёзд и плыли редкие, кажущиеся черными облака, когда уставший юноша, привыкнув за день к легкой ноющей боли из ран, пытался забыться во сне.
Чистые холодные воды реки хорошенько промыли царапины от клыков волков и потому они начали заживать.
Мысли о его родных, сгинувших в неизвестности, как дурман, завладели им. И он корил себя. За то, что так легко поддался на обаяние и притворную дружбу Анхры. За то, что дал обмануть себя её хитрым речам. Поверил ее чарующей красоте.
Ахани обвинял себя в мыслях и зубы его слегка скрежетали от обуявшей его злости, дыхание в горле перехватывал комок, не пропускающий воздух. Кулаки его сжимались до белеющих костяшек.
О если бы он не выпил тот дурманящий настой из рук Анхры! Тогда все было бы по-другому! И его деревня осталась бы! И все были бы живы!
Он стегал себя этими мыслями как плетью и слезы проступали на его глазах.
А теперь мудрый Варуна знает, что сталось с отцом и братьями. Ахани все никак не мог признать для себя из какого пепла состоял тот холмик посередине его родной деревни. И все убеждал себя, внушал сам себе надежду, что отец и братья живы, что они просто отступили или ускакали за помощью. Что вот-вот они вернутся и приведут с собой сотню сильных воинов. Что отыщут Мартана и вырежут ему сердце. А подлую Анхру заставят вечно служить им, работая в поле.
И конечно вернут матушку и сестренку. И милую Хини. И снова все будут в радости.
Эти мысли не давали покоя и сна. Горечь обиды душила. Кулаки сжимались, срывая траву, и сильно стучали по земле в досаде.
Так текло ночное время. И бледный Сома в небосводе казалось закручинился и чуть похудел. Ночь была полна звуков. Откуда-то изредка кричал филин и еще реже докатывался отдаленный смех шакала. Потрескивали ночные насекомые, иногда свистели землеройки.
Ахани наконец-то уснул. Ему снились родные. Сестренка Савитри со слезами на лице звала брата. И Ахани рвался к ней, но что-то мешало ему идти. Казалось сам воздух загустел, а ноги его были тяжелы, как будто к ним привязали камни и никак не мог Ахани сдвинуть их с места.
Очнулся юноша от тихого шороха и резко открыл глаза. Не сразу пришел он в себя после тяжелого сна и долго думал где он. Вокруг все также властвовала ночь. Но близкий шелест травы разбудил чутко спавшего юношу.
Ахани вздрогнул. Рука его обхватила рукоять кинжала и тихо достала его из ножен. Даэв, ровно и глубоко дыша, спал рядом с другом. Затем шорох повторился и чуткий конь встрепенулся.
Ахани приподнялся на локте и всмотрелся в полумрак теней, падающих от больших глыб, возле которых они устроились на ночлег. Поляну заливал тусклый свет луны. Но в вязкий сумрак лучи её не проникали. Оттуда и доносились короткие тихие шорохи.
Ахани услышал мягкие хлопки сильных крыльев высоко над головой. Большая тень пронеслась по черному небосводу, заслоняя собой россыпи ярких звезд, и пропала из виду на фоне громады высокого холма.