Ахани (СИ)

   Ахани запрокинул правую руку за голову, чтобы нащупать что же причиняет ему такую сильную боль и пальцы его обхватили толстую ветку. Не долго думая, арий сломал ее одним движением кисти и сразу стало гораздо лучше. Боль в затылке почти прошла.

   Ахани ощущал, что лежит на чем то неровном, да еще накрыт сверху тяжелой шкурой. Он попробовал привстать и шкура медленно, с тихим шорохом сползла с его лица. Юноша помог ей сначала правой рукой, а затем и левой. И только тогда смог разглядеть, что шкура эта оказалась мертвой рысью, которая преследовала его ночью.

   Парень углядел рукоятку своего кинжала, который торчал из груди дикой кошки, и вытащил его из раны. Из образовавшегося отверстия с тихим бульканьем потекла темная кровь.

   Окончательно спихнув с себя уже холодную закоченевшую рысь ногами, Ахани с трудом привстал, проваливаясь на плотном хрустящем сплетении веток и огляделся. Он сидел на колючем кусте посреди большой расщелины. Совсем рядом весело журчал по камням неширокий извилистый ручеек. Запрокинув голову, юноша разглядел скальный выступ, с которого он упал ночью и мысленно восхвалил Притхиви, богиню земли, за то что она умудрилась вырастить роскошный куст в нужном месте, на маленьком клочке земли, среди нагромождения камней.

   Со всех сторон Ахани окружали суровые, высокие, серые скалы, за исключением русла ручья, что уводил на юг. Конец этого русла терялся где то в неясной белой дымке среди неприступных обветренных стен утесов.

   Арий опустил ноги на землю и встал. Голова его закружилась, когда юноша выпрямился в полный рост. Плечи, пронзенные когтями кошки, дико саднили. Юноша бегло осмотрел их, приподняв свою накидку и убедился, что кровь остановилась за ночь. Рубашка, сотканная матерью, сильно пострадала в ночной схватке.

   Парень со злостью посмотрел на мертвую рысь, что пушистым камнем лежала у его ног и в животе у него заурчало. Кулак Ахани сильно сжался на рукоятке кинжала.

   Гораздо позже, когда юноша насытился поджаренным на костре кошачьим мясом, он долго отмывал шкуру рыси в водах леденящего руки ручья, соскабливая остатки жира с внутренней поверхности острым камнем. Затем растянул шкуру на длинных ветках, отломанных от спасшего его куста, закинул эту нетяжелую конструкцию за спину и целеустремленно зашагал вдоль русла ручья, при каждом шаге слегка проваливаясь в россыпях мелких серых камней, что устилали собой все дно огромной, зажатой между скалами, длинной извилистой расщелины. Путь его лежал на юг.

   Так прошло три дня. Ахани упорно двигался по длинному ущелью, которое то расширялось, то сужалось, но непременно и неуклонно поднималось наверх. С каждым днем становилось все холоднее и воздух, вдыхаемый юношей, все больше морозил его нос и нутро, а еще сильно кружил голову, да так что часто приходилось останавливаться и отдыхать, сидя на очередном подвернувшемся камне и ожидая, когда земля перестанет качаться перед глазами.

   По пути арий собирал любые ветки, какие только попадали в поле его зрения, а вечером, когда слабый Сурья уходил ночевать за край земли и наступало время Сомы, юноша находил самую маленькую по размерам расщелину или пещерку, отыскивал в округе подходящие по размеру камни, пыхтя, перетаскивал их ко входу и заваливал его за собой, чтобы внутрь не пробрался никто кроме него и не помешал ему спать.

   В пещере он разводил скромный костер, экономя ветки, и долго жарил маленький кусок кошачьего мяса, насадив его на заостренную палку. Ожидая пока еда будет готова, Ахани камнем раскалывал некоторые из костей убитой им рыси и мастерил из них наконечники для своих новых стрел.

   Высохшие жилы дикой кошки отлично подошли для скрепления кусочков ее шкуры, с которой пришлось много поработать. Шкура была толстой, тяжелой и потому арий долго возился, нарезая и прокалывая ее в нужных местах. За те три дня, что юноша тащил ее, растянутую палками, за собой, шкура сильно просохла, продуваемая холодным ветром, от вод ледяного ручья, в которой тщательно отмывал ее Ахани.

   Юноша нарезал и сшил для себя короткие меховые штаны из рыси шкуры и теперь путешествовать ему стало гораздо теплее.

   Но тем не менее каждое утро Ахани будил дикий холод. Он вскакивал, едва Сурья только показывался на небосводе, трясясь от озноба и лязгая зубами. Раздувал потухшие угли, подкидывал туда одну-две ветки и садился как можно ближе к огню, как будто стараясь поглотить и впитать в себя живительное его тепло, для того чтобы как можно дольше не терять его радость в себе.

   Затем Ахани снова поджаривал маленький кусочек жесткого кошачьего мяса - приходилось растягивать припасы, потому что зверье уже давно перестало попадаться ему навстречу по дороге, перекусывал, разбирал сотворенную им защитную стену пещеры и снова шел на юг по ущелью.