Ахиллесова спина

– Да. – Я вернулся за стол и включил чайник. – Тряхнули ребята мошной, расстарались для любимого шефа.

– Я бы и сам так подумал, – отозвался старик. – Да только выяснил, что стоила та ракетка не полтинник в зелени, а гораздо дороже. Не помню уж, сколько в драхмах. У нее тогда курс каждый день менялся. В долларах приблизительно семьсот восемьдесят.

– Вот это да! – восхитился я. – А откуда вы узнали?

– В каталоге увидел, – ответил Павел Григорьевич. – Я, если хотите знать, на эту красоту давно облизывался.

– Что было потом?

– Вызвал этих друзей…

– Они дружили?

– Я бы сказал, приятельствовали. – Он на секунду задумался. – Причем один в этой паре был явным лидером, второй – просто ведомым. Странно.

– Что вы хотите этим сказать?

– Не знаю уж, как у вас, а в нашей системе оперативники стараются близко не сходиться. Понимаете, у нас за одну командировку можно сделать карьеру либо загубить ее же на корню. Глушков просто взял Юру под крылышко. После этого у него и пошла работа.

– Продолжайте.

– Продолжаю. Вызвал я их и начал задавать вопросы. Вот они и раскололись.

– Сразу?

– Да что вы. Сначала, как учили, выдали мне легенду, следом вторую, а потом я на них слегка надавил.

– Так откуда дровишки?

– Подарок все той же греческой красавицы.

– Вы его приняли?

– Нет, конечно.

– В центр сообщили?

– Еще раньше, когда у Самойленко только случился этот роман.

– И что вам ответили из Москвы?

– Ничего. Помните, что тогда творилось в Союзе?

– Еще бы.

– Тогда зачем спрашиваете? Наверное, хватит об этих ребятах. Надо вспомнить и о других людях. Константинов был моим заместителем. Неплохой профессионал, но писатель.

– В смысле?

– Спал и видел, как бы занять мое место, поэтому день за днем строчил на меня в центр всякую пакость.

– Каков результат?

– Он добился своего и стал-таки резидентом. – Павел Григорьевич сделал выразительную паузу. – В братской Северной Корее.

– Лихо!

– Тот человек, к которому приходили все его «эссе» – мой давний друг.

– Теперь мне все ясно.

– В восемьдесят девятом Константинов ушел на повышение. В том году больше никого к нам не прислали.

– Кого назначили на его место?

– Глушкова, а Самойленко пошел на его место и стал старшим помощником.

– Что было потом?

– Мне и Глушкову на год продлили командировку. Юра в конце девяностого вернулся в Союз, через полгода поехал во Францию, там, говорят, сработал просто блестяще. Еще вопросы?

– Если вы не против.

– Не стесняйтесь, молодой человек. Нам, древним старикам, почесать языком всегда в радость.

– Скажете тоже. Какой же вы старик?! – тонко польстил я. – А не знаете, где теперь ваши бывшие подчиненные?

– Новоселов и Самойленко еще служат, – последовал ответ. – Грабовецкий в начале девяностых ушел, я бы сказал, в теневые структуры.

– Заделался бандитом?

– Скорее бизнесменом с ярко выраженным силовым уклоном. Потом что-то у него сложилось не так. В общем, сразу после дефолта он уехал из страны и возвращаться вроде бы не собирается. – Павел Григорьевич опять закурил, на сей раз без особого энтузиазма.

– О ком еще вам что-то известно?

– Константинов на пенсии, болеет. Кто еще? Соловьев заделался либеральным демократом, даже депутатом один раз был.

– А этот Глушков?

– Миша? – Старик поднял палец к потолку. – Он запрыгнул очень высоко, не достать. Ушел со службы где-то в середине девяностых. Несколько лет о нем ничего не было слышно, потом всплыл в управлении делами аж самого президента. Насколько мне известно, где-то там до сих пор и трудится.

– Позвольте последний вопрос?

– Ну, если действительно последний.

– Устали?

– Есть немного. Пойду, часок-другой вздремну и опять за стол. Не поверите, сейчас в Москве и в преферанс-то сыграть не с кем. Уж ежели вы меня захватили и держите тут, то позвольте отвести душу.

Я вышел на крыльцо, уселся на ступеньках и накинул куртку на плечи. В это время в средней полосе по вечерам становится прохладно. Ребята устроились рядом. Рик, кавказец размером с хорошего теленка, вышел из будки, повалился у крыльца и пристроил башку между лап.

– Вот и лето прошло, – сказал Граф.

– И отпуск у моря накрылся медным тазом с двумя ручками, – отозвался.

– Как вообще обстановка?

– Каком кверху, – отозвался Благородный дон. – Все, кто не на задании, тебя ищут. Есть мнение, что ты уже в России.

– Спецура вся на ногах, – добавил разговору приятности Садко. – Рвут задницы на мандариновые дольки, уж больно обижены.

– И как успехи?

– Пока никак. – Садко потянулся. – Шибко ты, братец, хитер.

– Это точно, – подтвердил я. – Хитер и коварен. А как Сергеич?

– Переживает старик, – сказал Граф, угостился сигаретой и передал пачку Геше. – Поговаривают, подсел на валидол.

– В общем, все хреново, – подытожил Граф.

– Кто бы спорил, – согласился я. – Что еще?

– Если ты не в курсе, то я сейчас за начальника отдела, – заявил Благородный дон. – Между прочим, тебя хотели назначить.

– Ерунда. – Я пренебрежительно махнул рукой.

– Так вот, позавчера меня вызывал новый шеф.

– Ну?..

– Сказал, что не очень-то верит в то, будто ты…

– Ссучился, – подсказал Геша.