Рождение дочери летом 1889 года, по всей вероятности, прошло не очень заметно даже в собственной её семье. Это было суетное время для Андрея Антоновича и Инны Эразмовны. Уже обнаружилось, и со всей жестокой очевидностью, что жизнь в Одессе на полном покое была явно не по карману молодому капитану-отставнику и его уже вполне почтенному (особенно после появления третьего ребёнка) семейству. Не помогала ни пенсия Морского ведомства, ни капитал Инны Эразмовны, уже сильно торпедированный расточительными талантами мужа. А журналистские занятия давали, как легко предположить, более пищи для ума и души, нежели для тела. Между тем в Одессе, как и везде в Империи, переживавшей невероятный промышленный подъём (сказались наконец великие реформы Александра II), уже не оставалось почвы для юного, непрактичного интеллигентского романтизма шестидесятых-семидесятых годов. Молодые бунтари-разночинцы, тогда же появившиеся в стране в качестве особо динамичной и креативной общественной силы, вдруг испытали теперь незнакомую им доселе сладость скромного, но ощутимого буржуазного достатка. Сопровождая жену в вечерних прогулках с новорождённой по коротким приморским улочкам Большого Фонтана, Андрей Антонович, проживающий в местной патриархальной дачной «избушке», мог созерцать, как то тут, то там уже начинали вырастать те самые добротные белокаменные особняки «с розами на оградах и блеском черепичных крыш», которые спустя всего несколько лет неузнаваемо преобразят быт и облик предместья. Ведь одной из наиболее приятных особенностей нового состояния потребления у отечественного «среднего класса» стала возможность комфортного летнего загородного отдыха. Если в бурные и «тощие» 1860-е – 1870-е годы нищие провинциалы, ринувшиеся покорять столичные и губернские города, только и могли, подобно Раскольникову, в изнуряющий летний зной бродить по раскалённым мостовым, мечтая о пресловутом «топоре»
в качестве универсального средства утверждения мировой гармонии, – то теперь, в «тучные» 1880-е, те из них, кто добрался до университетского диплома, получил практику, чиновное место или открыл собственное дело, обрели более умиротворённый строй мыслей, качаясь в гамаке и созерцая в послеобеденном блаженстве синие библейские небеса над радостной зеленью летней деревенской природы.
Гордое бессребреничество и гражданский пафос народников-семидесятников смотрелись теперь анахронизмом, а их фанатичные духовные и политические вожди, рассеянные по шлиссельбургским казематам, французским и швейцарским городам и селениям бескрайней Сибири, совсем позабылись, как будто бы их и не было вовсе. Талантливому и амбициозному Андрею Антоновичу, испытавшему в Одессе железную хватку наступающей в России новой капиталистической эпохи, дано было на своём собственном опыте убедиться в правоте заключения легендарного таврического исправника, который во время недавней переписи в ведомости о распределении населения его уезда по сословиям пометил в графе «свободные художники»:
– Ввиду заключения конокрадов Абдулки и Ахметки в тюрьму, свободных художников во вверенном мне уезде больше нет.