Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы

11 (23) июня 1889 года было воскресенье, и Одесса отдыхала: в Городском театре давали «Кармен», Театр и Сад «Гранд-Отель» обещали «экстраординарное представление» с участием знаменитого клоуна-сатирика Анатолия Дурова, в Городском саду намечался музыкально-вокальный вечер. На Малом Фонтане было гуляние под «хор музыки Максанта», в саду Енни – гуляние «в бенефис Л. К. Леонтьева», в саду Эрмитаж – гуляние «с танцами», а на даче Белль-Вю – просто «большое гулянье». В этот день вся Одесса потешалась над курьёзным объявлением, помещённым накануне в городских газетах неким изобретателем детской соски нового устройства:

– Этот снаряд чрезвычайно удобен, – говорил изобретатель в своей рекламе. – Когда ребёнок перестал сосать, то его надо осторожно развинтить, промыть и положить в прохладное место, всего же лучше под кран.

– Бедный ребёнок! – смеялись одесситы. – Впрочем, может быть речь идет не о нём, а о соске[78].

Больше никаких предзнаменований не было. На городские улицы не падали орлы, не взносились над Ланжероном гневные огненные протуберанцы, памятник Пушкину, открытый двумя месяцами ранее, не сиял в окружении своих фонтанов на Николаевском бульваре дивным небесным светом.

Правда, Европу уже накрывала в эти часы таинственная ночь св. Иоанна Крестителя, чреватая всевозможными чудесами, но до России, живущей в XIX веке по юлианскому календарю, она, разумеется, ещё не докатилась[79].

«Я родилась, – писала Ахматова, – в один год с Чарли Чаплином, “Крейцеровой сонатой” Толстого, Эйфелевой башней и, кажется, Элиотом[80]. В это лето Париж праздновал столетие падения Бастилии – 1889. В ночь моего рождения справлялась и справляется древняя Иванова ночь – 23 июня (Midsummer Night). Назвали меня Анной в честь бабушки Анны Егоровны Мотовиловой. Ее мать была чингизидкой, татарской княжной Ахматовой, чью фамилию, не сообразив, что собираюсь быть русским поэтом, я сделала своим литературным именем[81]. Родилась я на даче Саракини (Большой Фонтан, 11-я станция паровичка) около Одессы. Дачка эта (вернее, избушка) стояла в глубине очень узкого и идущего вниз участка земли – рядом с почтой. Морской берег там крутой, и рельсы паровичка шли по самому краю.

Когда мне было 15 лет и мы жили на даче в Лустдорфе, проезжая как-то мимо этого места, мама предложила мне сойти и посмотреть на дачу Саракини, которую я прежде не видела. У входа в избушку я сказала: “Здесь когда-нибудь будет мемориальная доска”. Я не была тщеславна. Это была просто глупая шутка. Мама огорчилась. “Боже, как я плохо тебя воспитала”, – сказала она».

С мемориальной доской и в самом деле получилось непросто.

Уже в первые десятилетия существования Одессы степные земли за городской чертой начали осваиваться зажиточными одесситами, возводившими у моря летние дома. В 1870-е годы, во время начала всероссийского «дачного бума», прибрежная зона юго-западного предместья, возникшего у Большого Фонтана (одного из трёх пресных источников на этом направлении), была нарезана на дачные участки, которые тут же раскупили одесские чиновники средней руки за весьма умеренную цену. Приобретение оказалось весьма выгодным. Новоявленные владельцы участков строили вокруг своих нехитрых загородных вилл ещё и многочисленные подсобные «избушки», сдаваемые внаём на летние месяцы. Таким образом, под «дачей Саракини» (Сорокини) следует понимать целую группу строений, находящуюся на прибрежной полосе у Фонтанской дороги, между 11-й и 12-й станциями проведённой сюда городской узкоколейки. Именно тут отставной капитан 2-го ранга Андрей Горенко снимал на лето для нового семейства жилище в 1887, 1888, 1889 и, наверное, в 1890 годах. Селились ли они из года в год по одному и тому же адресу, или, напротив, ежегодно меняли «избушки» – неизвестно.

На рубеже XIX–XX веков, когда разбогатевшая и разросшаяся Одесса придвинулась к некогда удалённому пригороду, Большой Фонтан становится самым престижным дачным районом в окрестностях. Сюда был проведён водопровод, а, позднее, – электрический трамвай, остановки которого расположились на местах прежних «станций». Территории «дач» перекупались, и вдоль приморской черты у Фонтанской дороги появились роскошные белые особняки «с розами на оградах и блеском черепичных крыш», с «висящими в лазури балконами под полосатыми маркизами, увитые цветеньем» (Ю. К. Олеша). А «избушки» минувшего столетия шли, как водится, на слом; возможно, визит на земли Сорокини Инны Эразмовны, проживавшей в 1906 году с детьми неподалёку, был вызван ещё и ностальгией по неустроенному, но милому прошлому, уходившему на глазах в небытие.