«Мы одни, Анна. Полвека спустя, ваша душа-близнец ведет машину по проспекту Сингру[14]. Эта душа вновь в смятении. Надо было повернуть налево, к проспекту Амфитеи, но она игнорирует тот факт, что повороты изменили направление. Потому и кружится вновь и вновь, точно бабочка вокруг лампы, готовая сгореть опять, забыв о своих прежних ожогах. Рулит и одновременно закрывает и открывает страницы с привычным комком в горле, с белой чайкой в беспокойном сердце. Только белая чайка и останется ей верна до конца. Но тогда она еще этому не верит. Еще летит и мечтает. Насколько хватает сил… с тем внутренним смятением, таким знакомым вам, неотъемлемой частицей хрупкого душевного мира, с постоянным страхом, что снова с нами случится какое-нибудь несчастье.

Не было нам дано вкусить настоящий покой, будто в душе мы верили, что он не для нас. И весь этот ад так глубоко спрятан, что никто и не подозревает, какой огонь бушует у нас внутри. Снаружи – эдакая расслабленность, вежливость, даже легкий сарказм. Подшучиваем надо всем, высмеиваем… Мы сделаны из одного и того же теста. Которое легко формуется, а затем каменеет. А затем становится солью и в конце концов тает».

Но Анны уже не было. Думаю, что она не слышала моих последних слов. Хотя не исключено, что их произнесла она сама.

Еще долго блестящая зеркальная поверхность оставалась пустой. В ней не отражалась ни Анна, ни я. Только тусклое пятно. Страшные дни. Гудок последнего поезда все еще раздавался у меня в ушах. Единственное, что я хотела, – это перестать его слышать.

VII

Москва. 1967 год. Год спустя после смерти Анны Ахматовой восемнадцатилетняя девушка идет по улице Жданова в центре города. На ней тяжелая шуба и знаменитая русская ушанка, но сама она гречанка. Делает маленькие, осторожные шажки, чтобы не поскользнуться. Идет снег, из столовой напротив доносится аромат пельменей. В руках у нее макет, курсовая работа по архитектурной композиции, она спешит в институт. Когда стемнеет, девушка тем же путем отправится назад. В ее голубой маленькой стране какие-то безумцы-полковники установили диктатуру. Девушка живет сейчас далеко от своей родины, на другой, огромной родине, раскрывшей ей свои объятия. В стране, которую она не раз видела во сне.

Девушка еще очень многого не знает. К примеру, что в этой стране до сих пор судят поэтов. «Сирот Ахматовой», таких как Бродский и те, кто сделал шаг в сторону от социалистического реализма, не восставая при этом против социалистического режима…

Она и не подозревает, что именно Жданов, ответственный за культуру секретарь ЦК, давший имя улице, по которой она каждый день ходит в институт, двадцать лет назад назвал Ахматову «представителем реакционного мракобесия».

И что самое ужасное! Члены Союза писателей не только не воспротивились этому, но встретили речь Жданова бурными рукоплесканиями. Последовало исключение Ахматовой из Союза писателей, запрещение заниматься своей профессией, подписанный к печати сборник стихов был полностью уничтожен…

Но, самое главное, девушка и не подозревает, какая трагическая судьба ждет ее саму. Все вокруг еще окрашено в чистый белый цвет снега. Она познает жизнь и ее сюрпризы, и пройдет еще много лет, прежде чем она поймет, как кажущиеся случайными совпадения накладывают печать на нашу жизнь. Годы спустя после свершения исторических перемен, потрясших эту многострадальную страну, она осознает, что появившаяся в ее зеркале уже пожилая Ахматова вовсе не была Ахматовой легенд, сложенных другими, ни Ахматовой той легенды, которую она сама себе придумала. Это была настоящая Ахматова. Та, что можно увидеть и сегодня, если пройтись вдоль Фонтанки, спуститься по цементным ступеням «Бродячей собаки», если выглянуть из шестого окна, откуда видно, как Фонтанка сливается с Невой. Еще спустя полвека эта девушка с макетом окажется в центре Петербурга, вернувшего себе старое имя после развала продержавшегося семьдесят лет социализма. Ахматова всегда там. Неразрывно связанная с каждым уголком города, с так привлекавшими ее совпадениями названий улиц, где она жила. Сегодня о ней говорят все. Издают книги о жизни Ахматовой, о ее бесконечных переездах из дома в дом, о тех, кто любил ее, о тех, кого боготворила она, о ее трагической судьбе. Быть «ахматоведом» вошло в моду. Организуются поездки по местам, где жила Ахматова, экскурсии в музей, где выставляются ее личные предметы и где посетителям рассказывают о поэтессе специалисты, досконально изучившие судьбу этой неистовой личности.

И тем не менее. Когда после долгих переговоров и мытарств ей наконец удалось оказаться в Комарово, ставшем последним и, если так можно выразиться, постоянным местом пребывания поэтессы, местом захоронения Ахматовой, глазам ее открылось нечто непостижимое: кладбище оказалось зажатым между особняками местной плутократии. Казалось, новый безжалостный режим вот-вот уничтожит его!

Я вернулась из поездки в Петербург, горя желанием поделиться с Анной впечатлениями от пережитых мною дней.

«Дорогая моя Анна, я побывала на вашей могиле!»

«Расскажите».