Ахматова: жизнь

Про фатальную несовместимость с Мариной Анна поняла давным-давно, поэтому и молчала. Цветаева, одумавшись, позвонила Пастернаку и попросила устроить ей свидание с Ахматовой – наедине, без посторонних. Ахматова не отказалась и, как только Марина Ивановна появилась на Ордынке, тут же, с порога, увела к себе, в крохотную комнатушку, в которой всегда жила, приезжая в Москву.

Проговорили они долго, часа полтора. Цветаева вышла из гостевой кельи с напряженным, раскрасневшимся, перевернутым лицом и тут же попрощалась, резко-решительно отказавшись присесть за стол, красиво, как всегда, и аппетитно накрытый. Хозяева ждали подробностей, но высокая гостья их ожиданий не оправдала. Ни тогда, ни после всего. Правда, в одну из последних «Записных книжек» все-таки внесла (для «оценки поздней») следующую заметку, не датированную, но явно относящуюся к встрече с Цветаевой у Ардовых 7 июня 1941 года:

«Когда в июне 1941 г. я прочла М.Ц. кусок поэмы (первый набросок), она довольно язвительно сказала: "Надо обладать большой смелостью, чтобы в 41-м году писать об арлекинах, коломбинах и пьеро"».

От этой смертной обиды Анна Андреевна оттаивала целых двадцать лет – до стихотворения «Поздний ответ».

Стихи, спору нет, из лучших ахматовских, хотя с точки зрения «низкой жизни» в них все неверно.

Все, начиная с первой даты – 16 марта 1940, – якобы фиксирующей момент возникновения «замысла». Но прежде чем разбираться в причинах побега от истины, прочитаем стихи:

Поздний ответ

Белорученька моя, чернокнижница…
М.Ц.
Невидимка, двойник, пересмешник…
Что ты прячешься в черных кустах? —
То забьешься в дырявый скворешник,
То блеснешь на погибших крестах;
То кричишь из Маринкиной башни:
«Я сегодня вернулась домой,
Полюбуйтесь, родимые пашни,
Что за это случилось со мной.
Поглотила любимых пучина,
И разграблен родительский дом».
…………………………………
Мы сегодня с тобою, Марина,
По столице полночной идем.
А за нами таких миллионы
И безмолвнее шествия нет…
А вокруг погребальные звоны
Да московские хриплые стоны
Вьюги, наш заметающей след.

16 марта 1940, 1961

Фонтанный Дом – Красная Конница

Сомнительна, подчеркиваю, уже первоначальная дата, ибо именно в марте 1940-го Анне Андреевне было решительно не до Цветаевой. Во-первых, ее роман с Гаршиным, чуть не оборвавшийся из-за ареста сына, вновь разгорается. Вдова Мандельштама пишет одному из своих приятелей не без ехидства: «Она уже третий год переживает любовь, а это в ее возрасте очень вредно». Во-вторых, как раз в этом месяце полным ходом идет работа над сборником «Из шести книг», в журналах то и дело появляются ее стихи. В марте же написаны стихи, посвященные Маяковскому («Маяковский в 1913 году», 3-10 марта). В день окончания этого стихотворения умирает Михаил Булгаков, с которым Ахматова хорошо знакома, и она тут же, подчеркиваю, в марте 1940-го, создает стихотворение его памяти «Вот это я тебе, взамен могильных роз…». Кроме того, опять же в марте, 13-го, заключен мир с Финляндией. Отметив этот факт в дневнике, сын Марины Ивановны Георгий (Мур) связывает с этим обстоятельством надежду на то, что теперь, после войны, и их жизнь переменится к лучшему: «Мне все больше кажется, что наши дела (мои, мамины, отца и сестры) шагают по хорошей дороге».

А почему бы, кстати, не казаться? Марина Ивановна завалена переводами, живет в подмосковном Голицыне, при Доме творчества, – не в самом Доме, на плохонькой частной квартире, без удобств, но живет, – здесь же и столуется вместе с сыном, и даже привередливый Мур считает, что «еда вкусная». А главное, дочь пишет; муж не пишет, но передачи на его имя принимают – значит, жив. Словом, ситуация что у Цветаевой, что у Ахматовой на март месяц 1940 года такова, что строка из «Позднего ответа» – «Поглотила любимых пучина» – звучит несвоевременно, а то и кощунственно.

Не соответствует истине и такая фраза: «Мы сегодня с тобою, Марина, / По столице полночной идем». По ночной Москве вдвоем Цветаева и Ахматова никогда не бродили. Да и вернулась Марина Ивановна на родину не сегодня, не в марте сорокового, а в июне 1939-го, о чем Ахматовой, разумеется, известно.