Ахматова: жизнь

Хочу также заметить, что в случае с Берлиным Анна Андреевна, как и в случае с Блоком (для оценки поздней!), написала и еще один парный портрет, напомнив нам, невнимательным, что недаром слыла «насмешницей». Он корректирует, гасит чрезмерную серьезность «Поэмы без героя». На этом портрете они, то есть Гость из будущего и Дама в Кружевной шали, сильно шаржированы, почти столь же сильно, как в скетчах и пародиях Фаины Раневской. Самые действительные члены Ахматовки, конечно, сомневаются в авторстве: дескать, сонет неловко построен. На мой же взгляд, это не аргумент, ибо А.А. никогда не претендовала на первые места в этом искусственном и чуждом ее поэтическому дыханию жанре.

О! Из какой великолепной тьмы
Тебя я повстречала на пороге.
Тебе благоприятствовали боги,
Ты перешел порог моей тюрьмы.

Едва освоившись в моем чертоге,

«Как Сафо, вас перелагаем мы»,
Сказал, и руки были напряженно строги,
Глаза опущены, уста немы.

Ты произнес на русском языке

Слова, во сне услышанные дважды,
И это было утоленьем жажды,
А я была ещё в немой тоске.

Я знала всё, что после совершится,

Но не могла навек с тобой проститься.

Впрочем, даже если это подделка, то: а) остроумная; б) сделана человеком, который имел допуск к ахматовским черновым наброскам: первая строка «О! Из какой великолепной тьмы…» достоверно ахматовская; в) некто неизвестный знал об Анне Андреевне очень многое, и в частности то, что выражение рук было для нее ничуть не менее значно, чем выражение глаз. И неподвижно строгие, то есть невыразительные, руки – деталь более чем красноречивая. Замечу кстати, что имаж «выражение рук» принадлежит не мне, а Г.Л.Козловской. Вот что пишет она о руках Анны Ахматовой: «Ее руке характерен не жест, а, я бы сказала, выражение. Его чуть заметил Модильяни на ее портрете. Три полусогнутых от мизинца пальца, чуть поднятый указательный и слегка опущенный большой. И в спокойном состоянии, и в разговоре руки в движении были красноречивы, ахматовски прелестны и неповторимы. Это были удивительные руки!»

27 декабря 1965 года «Поэме без героя» исполнялось 25 лет. К этому серебряному юбилею Анна Андреевна Ахматова сообразила для своих друзей, тех, кто не предал и не забыл, небольшое домашнее празднество. Естественно, воображаемое. Как бы ими для нее озвученное и оформленное. Жанр этого «проекта» определить не берусь, поэтому лучше процитирую:

Триптих

Поэма без Героя

(Юбилейное издание)

1940–1965

С предисловием Анатолия Наймана.

Музыкой Артура Лурье и Алексея Козловского.

Оформление: Борис Анреп, Натан Альтман, Дмитрий Бушен.

Историко-архивная справка о Фонтанном Доме Анны Каминской.

Ленинград, Ташкент, Москва.

Как видим, закордонные гости – ни художник Чапский, ни блистательный говорун Исайя Берлин – приглашения на участие в юбилее «Поэмы…» не получили.

Сосредоточившись ради классического триединства – места, времени и действия – на романтических обстоятельствах, связанных с личностью Алексея Козловского, я, конечно же, сузила пространство забот и тревог Анны Ахматовой в период ее ташкентского бытования. Самой потаенной, но и самой мучительной была тревога за сына. Ее друзья и знакомые: Корней Чуковский, Павел Антокольский, Виктор Шкловский – один за другим получили похоронки на своих мальчишек. В сравнении с этой трагедией ее собственные страхи за Левушку, когда перерывы между открытками из мест отдаленных становились бесконечно долгими (в 1943-м А.А. не получала от сына ни единого слова целых семь месяцев), были, мягко говоря, преувеличенными. Разделить столь обыкновенную беду можно было лишь с теми из приятельниц, у кого не было ни мужей призывного возраста, ни сыновей. В промежутках между весточками из Норильска на Ахматову наваливались и болезни, причем такие, какие почему-то обходили людей ее непосредственного окружения: тиф, ангина, скарлатина…