«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

Вечером летчики «обмыли» свои награды. На следующий день, возвращаясь в Поповическую на попутном «Дугласе», Покрышкин вспоминал прием у маршала. Из головы не выходили слова: «Прошу не зазнаваться». Понятно, что Новиков имел в виду. С мая 1943 года в 16-м полку постоянно находился кто-то из корреспондентов центральных газет. Особенно часто и много писала об Александре «Красная звезда». Слава его, родившаяся на юге, стала распространяться по всем фронтам. Теперь о летчике Покрышкине знали не только в авиации, но и в других родах войск. Описания его подвигов в воздухе, начав появляться в приказах и директивах главкома ВВС, постепенно перешли в приказы Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. Помимо статей в газетах, во всех республиках СССР появились листовки с его портретом, изданные Главным политическим управлением РККА.

«Нет, не слава для меня сейчас главное, – думал сквозь дрему Александр, – хотя, конечно, приятно, что о тебе все знают, даже, наверное, в Новосибирске. Для меня сейчас самое важное – подготовить молодых пилотов к предстоящим боям, обучить их тактике воздушного боя и основам применения боевой техники. Вот о чем мне следует думать сейчас».

Даже в эти, может быть, одни из самых счастливых минут своей жизни, он не забывал о своих боевых товарищах. И они платили ему тем же. Какую бы должность Покрышкин ни занимал, он всегда оставался для них Сашей, их верным боевым товарищем, внимательным и строгим учителем. Как должное они воспринимали его главное наставление – девять десятых искусства истребителя – это учеба и труд, и лишь одна десятая – вдохновение.

17

Двадцать восьмого июня командующий Северо-Кавказским фронтом генерал-лейтенант Петров получил из Ставки директиву: «Сосредоточенными ударами главных сил фронта сломить оборону противника на участке Киевское, Молдаванское и, проведя последовательные наступательные операции, иметь конечной целью очищение района Нижней Кубани и Таманского полуострова от противника».

Фронт приступил к мощной артиллерийско-авиационной обработке обороны противника, намереваясь использовать в центре сильную ударную группировку.

Ставка, как и командующий фронтом, понимали, что нанесением сосредоточенного удара главными силами фронта рассекалась вся 17-я немецкая армия, окружалась наиболее сильная ее группировка в районе Новороссийска и наши войска кратчайшим путем выходили к Керченскому проливу, лишая противника возможности эвакуировать свои войска и технику в Крым. Но это была только одна сторона дела. Вторая – это сугубо стратегические соображения Ставки. Дело в том, что Красной Армии в самые ближайшие дни предстояло решать важную задачу по разгрому главной гитлеровской группировки в районе Курской дуги. В этой связи крайне необходимо было активизировать действия некоторых фронтов, которые оттянули бы на себя силы противника, не позволили ему снять с их участков войска и перебросить их на Курскую дугу.

Против Северо-Кавказского фронта действовала мощная группировка почти в четыреста тысяч немецких солдат и офицеров. При хорошо подготовленной обороне часть ее можно было бы перебросить под Курск, тем более что дуга была неподалеку. Все это противник мог осуществить, если бы Северо-Кавказский фронт оставался в обороне, а его командование утешало себя тем, что у него нет сил для организации наступления.

Активность Северо-Кавказского фронта не допустила также участия в сражении под Курском больших сил авиации противника. Все эти причины и обусловили получение фронтом задачи на наступление.

В день активизации фронта командующий воздушной армией Вершинин находился на радиостанции командного пункта в районе станицы Абинской.

Примерно в 11 часов дня в небе над станицей появилось восемь «мессершмиттов». Заметив парочку «аэрокобр», барражировавших между Краснодаром и Абинской, немцы стали занимать исходные позиции, рассчитывая атаковать русских с разных ракурсов.

Вершинин, зная, что в воздухе Покрышкин, взял у дежурного офицера трубку и произнес открытым текстом: «Саша, ну-ка проучи этих спесивых стервятников». В ответ послышался знакомый быстрый басок: «Вас понял, вижу цель».

В то же мгновение пара «аэрокобр», круто спикировав, с ходу подожгла ведущего немецкой группы. Фрицы взвились, как ужаленные. Бой разгорелся такой жестокий, что наблюдателям было даже страшновато смотреть – сплошной шквал огня, страшный вой моторов, работавших на пределе своих возможностей.

Пока подошло подкрепление, вызванное станцией наведения, на землю упали еще два «мессершмитта». Один из немецких летчиков опустился в поле на окраине Абинской. Когда солдаты привели его в штаб и офицеры стали его допрашивать, он, все еще пребывая в шоке, все время лепетал: «Меня сбил Покрышкин», и было непонятно, то ли он был так напуган, что его сбил советский ас, то ли гордился этим.