Ахундов

Первые годы он все еще лелеял мысль, что изменением рисунков некоторых букв и упрощением, алфавитной, системы можно облегчить доступ к грамотности, широким народным массам. Такая половинчатая реформа, по его мнению, не могла вызвать особого протеста со стороны господствующих кругов общества и духовенства. Но он глубоко ошибался: фанатики и реакционеры ревниво оберегали все старое от смелого посягательства передовых людей, и сама идея реформы алфавита могла быть воспринята ими как кощунство над религией, как желание уничтожить не только священное писание, но и сложившиеся формы социальных отношений феодального общества, авторитет ислама и мусульманского, духовенства. Ахундов это понял очень скоро, но тем не менее не отказался от реформы. Наоборот, неудовлетворенный ее первым проектом, он составлял один проект за другим, знакомил с ними близких друзей, интересовался их соображениями, вносил изменения и поправки. Временные поражения и разочарования его не смущали.

И он добился своего. Взяв за основу алфавита русские буквы, дополнив их некоторыми латинскими, Ахундов пришел к окончательному варианту. Теперь перед ним стояла более трудная задача — осуществить свою мечту, провести ее в жизнь.

Но без помощи государства это было немыслимо. Он решил попытаться убедить иранское правительство в целесообразности реформы, наивно полагая, что оно поймет значение нового алфавита для прогресса Ирана и всего мусульманского мира. В 1857 году он впервые обращается к царскому правительству с просьбой разрешить отправить свой алфавит в Иран.

Надежды писателя не оправдались. Иран остался глухим к его призыву.

Однако Ахундов не упал духом. Он решил обратиться к Турции, которая, как ему, казалось, "ныне предприимчивее к переменам". 12 ноября 1857 года он отправил подробное письмо управляющему Российской миссией в Стамбуле А.П Бутеневу с просьбой представить его проект турецкому дивану.

Ахундов был, уверен, что его алфавит сделает Небывалый переворот в культурной жизни мусульманских народов, находящихся под колониальным гнетом западноевропейских держав. Он хотел, чтобы по пути прогресса пошел не только родной народ, но и народ Турции, Ирана, всех азиатских и африканских стран. Он направил проект алфавита в столицы крупнейших государств: Петербург, Париж, Лондон, Берлин, Вену, обратился к российским послам с личной просьбой оказать содействие его рассмотрению, послал проект на ознакомление немецким, австрийским и французским ученым. Но все было тщетно. Некоторые передовые ученые только ободрили Ахундова, но ни один из них не указал путь к осуществлению реформы.

Ахундов не переставал надеяться, что найдет поддержку и сочувствие турецких прогрессивных кругов.

Наученный горьким опытом, он решил отправиться в Турцию, чтобы во время обсуждения проекта в Академии наук оказать определенное влияние на улемов [53]. Он понимал, что царское правительство не заинтересовано в просвещении многомиллионных масс мусульманского населения. Ни кавказский наместник М.С. Воронцов, ни царские чиновники, с которыми приходилось сталкиваться ежечасно, не проявляли никакого интереса к его "безумным проектам". Они видели в них ребяческие забавы чудака чиновника. И Ахундов отверг мысль о возможности проведения реформы в пределах Российской империи. Но он верил в могучую силу русской науки, в гуманизм русских, ученых и от них ожидал одобрения, совета и помощи.

Ему не раз приходилось читать труды известного петербургского ориенталиста академика Б.А. Дорна, проявлявшего большой интерес в своих исследовательских работах к истории и археологии Кавказа, в особенности Азербайджана. Два русских академика, Дорн и Броссе, дали положительный, отзыв о знаменитой книге А. Бакиханова "Гюлистан-Ирем". К Дорну и обратился Ахундов с письмом, в котором изложил основные положения своего проекта. Он запросил мнение русского востоковеда.

Дорн отнесся весьма благосклонно к проекту Ахундова, откликнулся теплым письмом, в котором выразил свои соображения по поводу проведения реформы мусульманского алфавита, но предупредил, что осуществление такой грандиозной задачи сопряжено с большими трудностями. Потребуется, быть может, очень много времени, чтобы в восточных странах поняли прогрессивное значение этой реформы.

22

В середине 1863 года Ахундов выехал в Стамбул.

Турция в этот период переживала острый политический и экономический кризис. Вступивший в 1861 году на турецкий престол султан Абдул-Азиз, напуганный крестьянскими восстаниями, отказался от многих реформ, проведенных еще в период царствования Абдул-Меджида (1839–1861). Началась жестокая реакция. Экономически и политически обанкротившаяся страна превратилась в полуколонию западноевропейских хищнических держав, которые по каждому незначительному поводу вмешивались в ее внутренние дела, закабалили ее долгами, исчисляемыми миллиардами. Тяжелое экономическое положение страны усугублялось бездарностью правителей, их неслыханным деспотизмом, расточительностью и продажностью. Империя находилась накануне полного банкротства.