– На этот раз он, возможно, будет русским. Хотя я еще не до конца продумал этот вопрос.
– Почему русским?
– Есть глубокий мировой
– Почему вы все время выступаете против секса? – спросила Зяблик.
– Люди настолько аморальны, что их постоянно приходится накачивать нравственностью.
– Зачем вы их такими создали?
– Человек – ошибка природы. Так вышло.
– Что значит
– Зачем вы создали человека? – спросила Зяблик, осушив бокал красного вина.
– Это просто: ради любви.
– Пора домой, – сказала Зяблик. – У меня завтра тренажерный зал.
– Попроси Посла, чтобы ты была всегда в форме.
Посол посмотрел на Зяблика:
– Я готов это сделать.
Зяблик фыркнула:
– Иногда вы говорите такие страшные вещи, что я отказываюсь в вас верить! Вас нет! Ну, что вы несете! «Я готов»! «Я готов»! Миллионы женщин стареют, у них морщины, дряблая кожа, у них опадают сиськи, их бросают мужья! Это женская трагедия, а вы готовы мне помочь справиться с моим весом! Помогите бабам! Помогите бабам во всем мире! Вы как-то странно себя ведете. Превращаете воду в вино. Но почему вы заставляете проходить женщин через климакс? Почему вы об этом не думаете?
– Зяблик, – сказал я. – Ты чего вмешиваешься не в свои дела?
– Я оживлял мертвых, – осторожно сказал Посол.
– Ну и что! Ради чего? Чтобы люди в тебя поверили? В чудеса каждый поверит! Чудеса – все равно как пытка, только с обратным знаком!
Она резко встала и пошла по тропинке вдоль развесистых ив.
– Она подбирает какие-то дурацкие аргументы, – вступился я за Зяблика, стараясь не допустить его гнева.
– Дитя! – усмехнулся Посол. – Чудесное дитя.
072.0
<ЗВАНЫЙ ВЕЧЕР>
– Знаешь, какая разница между писателем и олигархом? – спросил Зяблика Денис, по-свойски хлопая ее по спине и незаметно подмигивая мне.
– Ну! – сказала Зяблик.
– Писателю девушка дает за талант, а олигарху – за деньги!
Акимуд расхохотался.
Было около половины четвертого ночи. Последние гости, после нескольких неудачных попыток уйти, решительно, словно окурки, погасили последние разговоры и стали прощаться, еще не выходя из столовой. Мы с Зябликом в последний раз усмерили их порыв пятым по счету
Кролик был мировой. Он поднимался над усталой испариной мира: душистый, прыткий, теплый, меткий, веселый. На моих глазах он превращался в икону кролика. На званом вечере гостей надо удивить преображением знакомого блюда. Ну, кто не знает кролика! Кто не видел на Дорогомиловском рынке его розовую, длинную, вытянутую (как будто в полете) тушку с серыми пушистыми гольфами! Это вам не заморская каракатица, не черепаший суп. Но кролик – мина замедленного действия. На обеденном столе, купленном мною на краткое время в IKEA и уцелевшем через десять лет, раздвинутом во всю длину, чтобы принять максимум одиннадцать гостей, кролик, купаясь в свете свечей, может взорваться таким неожиданным запахом, словно он только что вылез из болота. Правда, хозяйка застолья, которая в момент моих размышлений вместе со своей компаньонкой, высокой тридцатилетней девушкой Ланой, имеющей всегда несколько удивленное лицо, выносила на кухню обглоданные кости кроликов (их было два), обычно возражает: кролик не пахнет. Да, у хорошей хозяйки все звери и птицы ведут себя смирно и зря не пахнут. Хорошая хозяйка не замечает, как и что у нее получается. Она не давит на кролика. Он сам старается в духовке быть загодя вкусным. У хорошей хозяйки и рыбные закуски, вместе с черными груздями и домашней колбасой, тоже ложатся на тарелки в лучшем виде – так влюбленная девушка светится своей красотой, и все недоумевают, откуда что берется, пока пучина жизни не загубит ее.
Место действия: квартира в переулке на Плющихе. Все сразу оживляются: три тополя на Плющихе! Ну, конечно, три тополя! Но когда это повторяют в тысячный раз, хочется удушить любителей советского кино.
Время действия: вечер – желательно не выходной. В этом особый смысл. Люди, которые приходят в гости после работы, нуждаются в переломе настроения. Так рождается второе дыхание – лучшее состояние гостя.