Акимуды

– Ну, какие еще предложения? – спросил Главный, глядя на Бенкендорфа.

Молчание затянулось. Бенкендорф поднял глаза к потолку и смело вмешался со своим предложением. Он предложил заменить четвертование на более гуманную меру.

– Посадить на кол!

Главный кивнул:

– Это народная расправа.

Однако среди присутствующих возникло мнение, что посадить на кол – это сильнее четвертования. Кто-то вспомнил пример из нашей истории XVIII века, когда, напротив, кол был гуманно заменен Анной Иоанновной на четвертование. Кроме того, такая казнь может быть неприличной. Главный пожал плечом.

– Может, повесим? – несмело предложил чудаковатый министр финансов.

Участники совещания усмехнулись.

– Вверх ногами, – участливо предложил министр иностранных дел с умным лошадино-обезьяньим лицом.

– Может, вообще отпустим домой? – поинтересовался у него Главный, доставая детскую игрушку из кармана и ставя Ома на столик.

– Это я первым придумал четвертовать!

– Проехали, – добродушно сказал его хозяин.

– До сих пор у нас нет возможности публично сжигать еретиков, – задумчиво вступил в разговор Патриарх. – Мы жгли только их книги…

– Почему нет, если есть, – остро глянул на него Главный.

– Ну что ж, если есть… – склонил голову Патриарх.

– Я против святой инквизиции, – сказал Бенкендорф. – В этом есть что-то чуждое, католическое, не свойственное нашему народу…

Ходили слухи, что сам Александр Христофорович не чужд католицизму, несмотря на то что официально он поддерживал лютеранскую коммуну святой Катерины в Петербурге.

– Свойственное, свойственное, – улыбнулся Патриарх.

– Я предлагаю его распять, – мягко выкрикнул Бенкендорф.

Главный перевел на него взгляд:

– Распять?

– Провокация, – строго сказал Патриарх.

В сущности, он был добрейший человек, и только атеисты могли распространять порочащие его слухи.

– А ведь в этом что-то есть, – согласился Главный. – Костер быстро горит. А распять – это лонг дринк. Это запоминается.

– Такое впечатление, что в вас на минуту вселились бесы, – сорвалось у Патриарха.

– Напрасно вы так решили, – холодно парировал Главный.

Вновь посоветовавшись, совещание приговорило Посла к публичному распятию.

– Я думаю: народ это оценит, – кивнул Главный.

Директор детсада, увидя, что кисель провалился, принес поднос с желтоватым компотом.

– Вспомним детство, – сказал Главный. – Я в детстве обожал компот из чернослива.

– И все-таки, – не сдавался Патриарх, – не рождает ли эта казнь неверные параллели?

– Не надо сравнивать разные вещи! – сказал Главный. – Не надо кощунствовать, – поморщился он и широко перекрестился, тряхнув увесистыми часами на правой руке.

– Ну, хорошо, – согласился Патриарх, однако встал и пошел с совещания на согнутых ногах.

– Стойте! – крикнул ему вслед Главный. – Я передумал!

138.1

В назначенный день на Красной площади возле Лобного места, между ГУМом и полузабытым мавзолеем, с раннего утра поставили крест. Для этого пришлось разворотить немало брусчатки. Однако вокруг креста неожиданно появился хворост и большое количество березовых дров.

Вот и гадай…

На публичную казнь пригласили множество гостей. Модные светские фотографы, обычно снимающие вечеринки, запечатлели большое количество известных лиц. На публичной казни присутствовали члены правительства, видные депутаты Думы, политические лидеры разных фракций, военноначальники, певицы разных возрастов, деятели других искусств, представители молодежных организаций. Запечатлеть казнь на картине пригласили известного портретиста реалистической школы, с длинными черными кудрями. Перед началом казни с помоста полулегендарный певец душевно спел русскую народную песню. Запустили юмориста с национальным мировоззрением, и он отметился тем, что ловко сравнил Посла с крысой. Площадь рассмеялась.

Застучали в барабаны кремлевские военные барабанщики. На Красную площадь вывели Посла. Под дробь барабанов он шел из Спасских ворот, связанный веревками по пояс. Глаза его дико сверкали. Крест снова положили на землю и стали к нему прибивать гвоздями Посла.

Поскольку в Москве казнь через распятие относится к разряду редких казней, палачами – их было трое – было допущено несколько досадных ошибок. Так, например, они никак не могли пробить гвоздем обе ноги: гвоздь оказался недостаточно длинным. Беспокойные крики Посла можно было бы прекратить, если бы вставить в рот ему какую-нибудь заглушку, но об этом не подумали…

День выдался солнечным. Весенние облачка быстро пролетали на восток по весеннему небу. Полицейский вертолет застенчиво завис где-то в стороне над Москварекой. Посла раздели до трусов. У него были, кстати сказать, черно-белые полосатые трусы модного итальянского бренда, с широкой резинкой, так что в какой-то момент мне показалось, что эта казнь в значительной степени оказывается рекламой трусов.