Акимуды

Наутро нас растолкал русский дворник. Машина ждала внизу. Мы кубарем скатились во двор. Шофер, который недавно стал работать в Варшаве, запутался в Лазенковском парке. Парк поразил нас пряной осенней роскошью. Наконец мы вышли на королевский дворец со статуями королей. Шеф польского протокола провел нас в зал, набитый журналистами. Бородатый Марчин из «Газеты выборчей» застенчиво помахал мне рукой. Два министра иностранных дел – наш и ихний – стремительно вошли в зал.

Я начал с широких обобщений.

– Культура, – заметил я, – это объяснение в любви к жизни!

– Можно ли считать советскую дипломатию преступлением против человечности? – спросили поляки.

Мы с папой переглянулись и промолчали.

– Да, – тихонько сказал я, чтобы папа не слышал.

– Можно ли считать вашего сына врагом Советского Союза и пакта Молотов – Риббентроп? – спросили поляки.

– У-у-у, – сказал папа. – Просто мой сын оказался впереди своего времени. У-у-у-у-у-у! Поляки дали мне награду.

068.0

<РОЖДЕНИЕ БРАТА>

Все читают книги по-разному. Одни – терпеливо. Другие – пропуская описания природы и прилагательные. Пятые заглядывают в конец. Есть и шестые: те смотрят на выходные данные – остальное считают выдумкой.

Кто как читает – тот так и живет. Но чем отличается замысел книги от замысла жизни?

25 июня 1956 года я бегал с мальчишками по большой поляне пионерского лагеря. На мне были синие шорты с удобными карманами, куда можно было положить разные предметы, включая самый запретный: спички. Мне было около девяти. Ноги были покрыты ссадинами, особенно возле колен. Пионерского галстука на шее не было: галстук считался раритетом в тех местах, где я бегал, надевался по торжественным дням. Я находился в тот июньский день в странном пространстве.

Луг был покат. Если задрать голову, видишь на холме большой серый дом в два этажа, рассмотреть который мешала балюстрада. Спереди просматривались кованые ворота. Воспитательницы ходили в широких платьях. У молодой директрисы были черные очки.

Среди множества дней 25 июня осталось как фотография. Директриса Кирилла Васильевна сквозь очки следила за мной. Мы после завтрака отрепетировали пирамиду, которая напоминала звездную эмблему, сложенную из нескольких мальчиков. Затем мы готовились к военной игре с картами и тайниками. Девчонки тоже участвовали, но они галдели, и я был недоволен ими, потому что моя избранница Надя, на год старше меня, в этот день не вышла на улицу.

Закончив военные приготовления, мы получили премию – игру в футбол. Рядом со мной бегал Орлов – в ту весну 1956 года он кидался в меня мелкими камнями и выбил мне верхний зуб. Орлов-младший был сыном мелкого чина, в сравнении с которым мой папа был королем, и Орловы ужасно переполошились, но моя мама их простила.

Когда мяч откатился к кустам, ко мне, высоко поднимая ноги, направилась Кирилла Васильевна. Она обошла меня со спины и обняла руками. Присела, и я оказался у нее буквально на коленях. Она подняла очки на лоб. Я никогда не видел директрису на таком коротком расстоянии. Вблизи она была не похожа на себя. На лице – веснушки. Да и вообще: рыжеватое лицо не директрисы, а частного человека. Большие, чуть усталые глаза. Глаза кошачьи – зеленого цвета. Она пахла теплым блином с легкой примесью духов.

– А ты знаешь, что у тебя сегодня родился брат?

Я ответил без запинки. Я даже не успел подумать, как выпалил:

– Знаю.

Она была потрясена. Я – тоже. Я ничего не знал о брате. Я не только не знал, что он родился сегодня; я вообще не знал, что он собирался родиться. Хотя мне было почти девять лет, я нетвердо знал порядок действий, что приводит к рождению брата. Женщины бывают беременны – это я знал, но как они рожают, через какое окошко? Учись я в московской школе, мне давно рассказала бы улица, кто кому что засовывает: там жили в коммуналках, спали в одной комнате, все слышали и видели.

– Откуда ты знаешь?

Она еще сильнее обхватила меня своими пальцами в кольцах за грудь, и мне стало не по себе, будто я вместе с ней собрался делать детей. Я чувствовал спиной ее груди и не мог не соврать ей, как настоящий мужчина:

– Знаю!

Я смутно понимал, что отрицательный ответ на вопрос о рождении брата ведет ученика к двойке. Мне было обидно, что она узнала о рождении брата раньше меня. Влезла в тайны нашей семьи и командует, а я оттеснен, будто я – не семья. Я беспокоился за маму, потому что, когда папа говорил с Кириллой Васильевной, она всегда срывала травинку и загадочно улыбалась.

Кирилла Васильевна была обескуражена тем, что ее лагерь оказался не герметичным, несмотря на кованые ворота, и новость о рождении брата вползла сюда, минуя ее кабинет. У нее открылся рот в глупой гримасе, а я сгорал от стыда, чувствуя спиной ее груди.