Аккорд

Вообще говоря, она отдавалась мне по какому-то только ей известному расписанию, и отговорки "только не сегодня", "у меня красные дни", "надо подождать", "у меня овуляция", "у меня цистит", у меня то, у меня сё ввергали меня поначалу в почтительное смущение. До тех пор, пока я не решил разобраться в их тазобедренной природе. Добравшись на работе до Большой Советской Энциклопедии и начав с овуляции, я узнал, что речь идет о выходе яйца из яичника в полость тела, и что "у самок большинства позвоночных, а также у женщин она случается периодически". Мало что из этого почерпнув, я почесал в затылке и обратился к не менее одиозному менструальному циклу. Окружив книгу руками и нависнув над ней, чтобы защитить мой стыдливый интерес от случайных глаз, я узнал, что внутри лоно Лины подобно часам и далеко не так привлекательно, как снаружи. Горячо посочувствовав ее женской доле, я вместе с тем с удовлетворением обнаружил, что при тех предосторожностях, к которым она меня неутомимо принуждала, все остальные дни, кроме менструальных (продолжаются в зависимости от особенностей организма женщины от 3 до 6-7 суток и половые сношения во время которых исключаются) – МОИ! Рассчитав ее цикл, я с тех пор точно знал, когда мною манкируют. Не обнаруживая своей осведомленности, я отныне либо принимал ее отговорку, либо поступал по-своему. "Сегодня нельзя!" – верещала она. "Можно" – отвечал я. "А я не хочу!" – отбивалась она. "А я хочу" – постановлял я и овладевал ею с мягкой, но убедительной силой. Как видите, именно с ней, собственной женой, я впервые познал темное обаяние насилия и тот выплеск безрассудной животной энергии, что живет в бездне бессознательного и питает уязвленные чувства. Неудивительно, что несколько дней после этого она взирала на меня с тяжким, враждебным укором.

Просыпаясь раньше нее, я с пугливой монблановой нежностью вглядывался в ее лишенное привычного недовольства, чуть подавшееся навстречу сонным грезам лицо: напряженно внимающий им рот, плотный веер сомкнутых ресниц, легкие, чуткие к сонной драматургии веки, витринный алебастровый лоб, гордый наместник-нос, гладкие, как яблоки щеки, персиковая свежесть скул и замыкающий тонкий овал лица подбородок. Откинутые волосы открывали хрупкое ушко и лилейный стебель шеи, и ранний утренний свет оседал на них живым шелковым блеском. Пугающая, гибельная красота, вопрошающая: "А кто сказал, что со мной будет легко?". Я готов был наслаждаться каждой ее клеточкой, каждым ее движением, а трепет ее ресниц и вовсе ввергал меня в молитвенное исступление. Если мне утром удавалось ею овладеть, то сползая с нее, я вместо блаженного покоя испытывал страх, что был с ней в последний раз. Мне казалось, что вернувшись вечером домой, я не найду ни ее саму, ни ее вещей, а ближе к ночи она позвонит и сообщит, что ушла к другому и чтобы я не вздумал ее искать. Так и жил, одолеваемый приступами панического ужаса.

Как ни лез я из шкуры вон, но ее среднеарифметическое отношение ко мне никак не желало покидать границ несносного равнодушия. Глядя на заласканных домашних псов, я завидовал им. Тошное, стойкое подозрение, что она себя для кого-то бережет, стало хроническим и, испытывая его, я впадал в тихое, безнадежное отчаяние. Без сомнения, терзания мои подогревались моим предыдущим опытом, где ко мне относились совсем по-другому. Удивительно ли, что страдая от ее неприязни, я все чаще вспоминал Ирен и Софи.

В конце концов, она втянула меня в свою игру: на сдержанность я отвечал сдержанностью, на молчание – молчанием, на раздражение – готовым лопнуть терпением. И все же видеть ее смягченный физиологическим или эстетическим порывом взгляд я почитал за счастье. К этому времени она заключила с родителями худой мир, но жили мы по-прежнему у меня.

9

Самое время спросить, почему я терпел и на что рассчитывал. Ну, рассчитываем мы всегда на лучшее, а что касается терпения, то оно, сдается мне, есть скороспелый плод моей ранней половой зрелости. Любовь, знаете ли, любовью, а семья – дело государственное. И когда государство спрашивает, согласны ли вы отныне и навек быть вместе и в горе, и радости, оно, бессмертное, имеет в виду не только вас, но и себя. Иначе говоря, оно заключает тройственный союз и как бы предупреждает (надо бы делать это повнятнее для тех, кто принимает за любовь эмоцию длиной в медовый месяц), что брак – это в первую очередь конвенция и только потом любовь. Согласитесь: как образцовый гражданин я заслуживал лучшей семейной участи!