Велемир очень долго смеялся, обсуждая эту историю с моим новым хозяином - красным попом-обновленцем. Расстрига был готов продать душу кому угодно, лишь бы побольше вина и мальчиков... Глядя на меня, твердил: "Жаль, что он не из костей и мяса!" Так и хотелось пустить ему стрелу в глаз, но поп не знал, как заводится механизм. Никто не знал. Сдох за столом, подавившись куском говядины, и стал протухать прямо на глазах. Потому что стояла невыносимая жара... Рабочий и колхозница, пришедшие ему на смену, выбились из простого народа, но быстренько ожирели и душой, и телом. Капелька бронзы разъедает любую плоть. Так и стоят сейчас где-то на улицах Москвы, закусив удила от страха за содеянное. И если присмотритесь, увидите у одного из них на спине мой знак..."
8
- Света, что с тобой? Тебе плохо? - спрашивал он, поддерживая её за плечи и пытаясь заглянуть в глаза, но зрачки у неё вращались как на шарнирчиках у куклы, голова тоже свешивалась, точно тряпичная, набитая ватой. Гера беспомощно оглянулся. Только что они сидели и разговаривали - и вдруг! Обморок, что ли? Он положил девочку на скамейку и стал дуть в лицо.
- Ну очнись же, - повторял он, может быть, впервые испугавшись по-настоящему. Ударил по щекам. Один раз, второй.
Наконец Света открыла рот, глубоко вздохнула. Взгляд стал осмысленным. Она села и начала растирать ладонями виски. Гера поднял упавшую книгу, положил рядом на скамейку.
- И часто это с тобой бывает? - спросил он, пытаясь скрыть тревогу.
- Почти каждый день, - призналась она. - После того как меня стукнули... Врачи говорят - пройдет.
- А тут ещё я со своими рассказами! - нахмурился Герасим. - Ты... это... не верь, что я тут тебе наболтал. Просто врал со скуки. И Филипп Матвеевич здоров-живехонек, и квартира не сгорела, и все прочее. Пойдем, я тебя провожу в палату.
- Не надо, посидим еще, - слабым голосом возразила Света. - Почему ты пришел именно ко мне?
- Потому что ты... светлая, - после некоторой паузы ответил Гера. Вокруг все темное или серое, а у тебя - другой цвет. Я чувствую. Ты, наверное, и в Бога веришь?
- Верю, - сказала она. - И когда я поправлюсь, мы пойдем в церковь. Обещаешь?
- Не знаю. Как честный пионер не имею права.
- Не дурачься. И все, что ты мне рассказал, повторишь там, священнику.
- А это ещё зачем?
- Так надо, не спорь. Это называется - исповедь, покаяние. Ты смоешь с себя всю грязь и станешь лучше. Сам почувствуешь такую легкость, будто выросли крылья. И на весь мир вокруг будешь смотреть иначе. С любовью. К тебе придет очищение. Ты даже не представляешь, до какой степени ты изменишься. Все бесы из тебя вылетят, бесы, которые пытаются крутить каждого. Прельщают. И меня тоже, ты не думай! Но надо с ними бороться и гнать от себя, из своих мыслей. Самое слабое у нас - это мысли, в них легче всего влезть. Вот они и стараются. Я тебе не могу помочь, только подсказать, направить, куда надо идти. У тебя сейчас два пути, вот и ступай за мной. Иначе совсем пропадешь. Куда ты смотришь? Ты меня не слушаешь?
- Слушаю, - усмехнулся он. - Конечно, пойдем в церковь. Только сейчас мне надо уйти. Тут один гад подбирается и думает, что я его не вижу.
Гера быстро вскочил и отпрыгнул в сторону - из кустов вылетел Евстафьев с занесенной над головой палкой. Палка со свистом опустилась на то место, где только что сидел мальчик.
- Не попал! - закричал Гера. - Промазал! А ну, попробуй еще!
Евстафьев размахивал палкой, пытаясь достать Геру, а тот нарочно бегал вокруг него и возле скамейки, смеясь и дурачась. Гнилой бил направо и налево, но достать верткого мальчишку не мог.
- Прекратите! - закричала Света.
- Давай, давай! Еще раз! Промахнулся! - подзуживал Гера, ловко ускользая и хохоча во все горло. - Эх ты! - Он успел пнуть Евстафьева в зад и отскочить в сторону.
- Убью, гадина! Убью! - ревел Гнилой, уже не разбирая вокруг ничего. Пришибу! Забью! Башку снесу!
- Давай сноси! - заливался Гера. - Что же ты? Да куда тебе!
Перед глазами Евстафьева стояла кровавая пелена. Прыгавший вокруг него чертенок казался неуловимым, недосягаемым до его палки. Еще немного, и он вообще заскочит ему на шею и начнет рвать волосы.
- Вот тебе! Вот! - орал Евстафьев. Палка рассекала воздух, но наконец зацепила за что-то. - Ага! - торжествующе завопил он. - Попал!
Гнилому и в самом деле почудилось, что он задел мальчишку по спине, потому что тот споткнулся. Не дожидаясь, когда он вновь начнет прыгать, Евстафьев с силой ударил его палкой по голове. Лицо окрасилось кровью, руки взметнулись вверх. Тело упало на землю, и мужчина продолжал бить, теперь уже ногами.
- Стой! - заорал кто-то позади него и толкнул в спину.
Гнилой обернулся и выронил палку. В двух шагах от него стоял Гера, целый и невредимый. Гнилой попятился назад, не отрывая взгляд от земли. Там лежала Света, похожая на разбитую фарфоровую куклу, из которой течет кровь. Евстафьев дико закричал, воздев кулаки к небу.
Глава тринадцатая
1