Аккорды мракобесия. Том I

— Товарищи, не ссорьтесь, — потребовал Ленин. — Давай ты, Юровский. Членам Политбюро, а не мне, поскольку я здесь ни причем.

— Значит так, 24 часа в сутки двери всех пяти комнат, где проживала царская семья, не запирались на замок: входи, кому вздумается. Вся жизнь царя и его семьи проходила на наших глазах. Любой член мог появиться в царских спальнях днем и ночью, что и происходило. Обычно царевны просыпались и, увидев нашего вооруженного бойца — красноармейца, накрывали голову подушкой и нарочно начинали храпеть. Бойцы нашего караула любили заходить в столовую, когда семья садилась завтракать, обедать или ужинать. Они сидели за грубым не накрытым скатертью столом, сработанным из не строганых досок. Во время этих обедов, я подходил ближе к столу наклонялся и плевал в тарелки с супом или в гречневую кашу, сначала царю, потом царице, а затем царевнам, так как вы советовали нам с Голощекиным, Владимир Ильич.

— Ну что, Николай кровавый. Вкусно, да? — допрашивал я царя, а Голощекин стегал его локтем по морде. — Хватит жрать, отдай батюшка блюдо.

— Бери, — отвечал Николашка, значит, царь, бывший. Голощекин брал миску с супом и выкидывал в форточку.

— У меня дополнение, — не вытерпел Шая Голощекин. — Мы иногда писали на них во время завтрака или обеда.

— Товарищи! — перебил Ленин. — Все итак понятно. Только помните: мы здесь ни при чем, а я вообще ни при чем, ни притом и это архи важно. Давайте вскроем ящик с головами царя и царицы. Это я возьму и вскрою.

56

«Евреи считают осквернителъным и презирают всё то, что нам свято и делают то, что вызывает в нас отвращение».

Тацит

Ильич не заметил, как вошли три крепких мужика в кожаных тужурках и расселись в кожаные кресла, устремив свои пытливые взоры на хозяина кабинета, который ждал их с нетерпением, особенно Никулина, который принес больше новостей, чем знали Кацельсон Яша и Лейба Бронштейн.

— А вы? Ящик на стол. Товарищ Никулин, это вы заколачивали ящик. Там действительно головы Николая и его супруги? А чем же вы будете открывать, стамеска у вас есть.

— Зубами, они у меня крепкие, Владимир Кулич.

— Ильич, дурак, — сказал Лейба.

— Давай, я хочу посмотреть ему в глаза.

Янкель сидел, раздвинув колени, но уловив недобрый взгляд Илььича, скомандовал:

— Встать, смирно. Ильич стонет. Когда он стонет, мы должны стоять у него за спиной и исполнять какую-нибудь еврейскую мелодию, так в полголоса.

Ильич тихо стонал и временами что-то бормотал себе под нос. Головорезы стояли и улыбались, никто не решился произнести хоть один звук. Только Яша Кацнельсон (Свердлов), чьим именем будет назван Екатеринбург за заслуги в злодейском убийстве царя и его несовершеннолетних детей, вдруг тихо запел древний псалом, но его никто не поддержал. Ленин запищал от восторга, оторвал руки от ящика и поднял их вверх. Аплодисменты усилились.

− Так вот, товарищи, все мы присутствуем…, короче, мы присутствуем при полной и окончательной победе над царизмом. Это исторический момент. Когда произойдет революция во всем мире, художники и писатели, такие как Максим Горький, будут писать о вас романы и рисовать портреты. Товарищ Юровский, ключ от ящика!

Юровский сунул маленький ключик, пять раз повернул его, и ящик автоматически открылся. Показались головы царя и царицы. Их шеи были обмотаны грязными тряпками, пропитанными засохшей кровью.

Володя на радостях первый пустился в пляс. За ним последовал Юровский, Кацнельсон, Бронштейн и Никулин. Юровский взял ящик и бросил на пол. Теперь танец продолжался вокруг ящика. Ленин на какое-то мгновение остановился, шлепнул себя ладонью по лысине, а затем, хлопая в ладоши, пошел вприсядку. Его примеру последовали и другие. Инесса стояла за ширмой и наблюдала за дикой пляской революционеров, называющих себя гениями.

«Ты ли это, Володя? Похоже, что у тебя что-то с мозгами. Но, увы, твоя болезнь заразительна: твои последователи, как и ты, начинают терять рассудок. Что мне делать, куда деваться? Надо удирать во Францию. Но там посадят. Вон, у него уже пена изо рта, что делать?»

— Володя, опомнись! Ты погляди в зеркало, на кого ты похож. О Боже!

— Иннуся, давай с нами. Ты мой соратник, мой партийный товарищ, докажи, что это так перед лицом истории! — произнес Ильич и протянул ей руку. Инесса покорилась. Она впервые услышала голос не человека, а дьявола, и не могла ему противостоять. Она, так же как и остальные, пустилась в пляс. Но лицо царицы испугало ее.

— Мне дурно и я вынуждена покинуть вашу пляску… смерти. Пляшите, рассвет уже недалеко.

— Это ревизионизм, товарищ Арманд. Идите и разоружитесь, произнес Володя и погрозил ей пальцем.

— Простим ее, она женщина, слабое существо, сказал Троцкий.

— А дочерей Николая Второго расстреляли? Они тоже слабые. А вообще, как все это происходило? Нам же надо утвердить этот гуманный, в духе пролетарской морали акт на заседании ЦК. Товарищ Юровский, вам слово.