Ленин был в ударе. Он поднимал то левую, то правую руку вверх, пританцовывал на высокой трибуне над залом, окропляя зал слюной. Восклицания, слюна, кулак прподнятый кверху, были основными компонентами убедительности пустозвонной речи. Но аплодисменты были жидкие, что свидетельствовало о плохом воспитании членов западного пролетариата.
Западный пролетариат протестовал и в своих странах, но там громогласно раздавались проклятия в адрес любого члена правительства вплоть до премьера. Даже камни могли полететь в сторону трибуны, а тут надо было сидеть тихо, как мышка в норке и молча слушать балабола, который смотрелся на трибуне не самым лучшем образом. А Ленин на трибуне всегда походил на злую обезьяну и грозил кулаком.
Члены президиума захлопали в ладоши с яростью, потом все встали и начали восклицать: браво, браво, гений всех народов — браво. Ленин склонил лысину и снова поднялся, оглядывая зал, а зал молчал, словно сговорился.
— Черную икру не подавать, русскую водку не ставить на обед, — приказал Ленин Зиновьеву, председателю Интернационала. — Обойдутся. Черная икра — дефицит. Пять тонн надо отослать немцам, нашим благодетелям, а эти негодяи обойдутся. В чем здесь проблема, Гершон, как ты думаешь? Столько денег, народных денег, потрачено на этих бездельников, а смотри, чем они и как они отвечают, неблагодарные! Да их надо в катажку, или в подвал к Дзержинскому.
— Володя, вспомни, мы с тобой долгие годы жили в стране загнивающего капитализма, а там пролетарии ведут себя не так как у нас. Нам достаточно выйти на улицу и наш пролетариат тут же раздевается и лоб в землю. Бери палку в руки и стегай по хребту, как они ответят? Будут либо молчать, либо благодарить и креститься.
— Гм, черт. Я всегда говорил: надо начинать революцию в одной из стран запада, а не в России, среди русских дураков. Тьфу, муторно на душе. Отведи их на завод имени Ленина, моего имени, покажи, как живут рабошчие. Они тоже немного дуются на советскую власть. Но ты вручи палку каждому члену президиума, как знак могущества сугубо советского народного правления и иногда маши пальцем, как условным знаком — молчать.
Делегаты второго Интернационала встеретили это известие с удовольствием и даже аплодировали. В виду невероятной разрухи Петрограда, когда на центральных улицах города валялись не только каменные глыбы, но и обгорвешие куски разрушенных зданий, Ленин приказал собрать все брички с зонтиками и загородками, чтоб пассажир не мог видеть эти беспорядки. И 250 таких бричек было собрано. Делегатов посадили, как помещиков и увезли на завод имени Ленина.
Железные ворота были настежь открыты, дежурные с автоматами попрятались, вход оказался свободный. Но проходная была облепленной голодными пролетариями, как мухами. Они стояли с протянутой рукой и просили кусок хлеба. Рабочие получали порцию хлеба, так называемый паек, а безработные ничего не получали. Немцы сразу стали спрашивать, чего они тут стоят. Несколько человек сказали одновременно: брот, брот, брот.
— Ферштейн, ферштейн! — отвечали немцы и чесали за ухом.
Тощие рабочие, еле стояли на ногах, за работающими станками и не обращали никакого внимания на гостей. Они уже были заранее информированы, что вступать с иностранцами в какие-либо разговоры, категорически запрещается народной властью. Давать свои адреса с целью переписки тут же будет фиксироваться работниками НКВД и информаторами, которые находятся среди рабочих, ибо никто не знает, что рядом стоящий слесарь, а числится сотрудником ЧК.
Экскурсоводы распинались в том направлении, что социалистические станки, это подарок трудящихся Германии, работают добросовестно и не требуют воспитательных мер. Они занимают первые места в социалистическом соревновании, а пять станков рекомендованы на Ленинскую премию.
Члены делегации пытались подойти к рабочему и задать несколько вопросов, касающихся оплаты труда, как долго длится рабочая смена, но рабочие только пожимали плечами, давая понять, что ничего не понимают и по-прежнему сохраняли внимание на своем рабочем станке.
Вдруг делегат из Франции поднял руку и произнес всем знакомое слово бун жур. Экскурсовод испугалась, но быстро нашла выход.
— Переводчик с французского, пожалуйте сюда, — потребовала Маша, поправляя пилотку с пятиконечной звездой.