– Ой, ну прям уж… Так… Есть один… Он еще в прошлом году ухаживал за мной, но я его тогда отвергла.
– Почему?
– Нудный был.
– А теперь исправился? – Кора повернулась.
– Ну… Вроде того. – Эмма отложила расческу. – Все. Закончила. Могу идти?
– Нет! Ты что! Ты же даже не рассказала подробности! – возмутилась Кора. – Мы так давно нормально не болтали…
– Да, интересно почему?
– Потому что я гадкая девчонка, которая шатается по улицам и заводит знакомства с непонятными джентльменами.
– А этот ваш Джон мне сразу не понравился!
Что ж, Эмма действительно не слишком его жаловала, хотя проявляла больше милости из-за того, что это был первый мужчина, которым заинтересовалась ее мисс, а главное – ее подруга. Но теперь Вульф получал куда больше подозрений и неприязни как раз из-за Джона. Впрочем, ничего страшного, Акониту воздается за Аконита.
– Теперь это не важно, важно, что у тебя появился жених…
– Еще не жених. Так. Ухаживает. У него мать кухарка в Лоулэнд-хаусе. Он работал там лакеем, но теперь хочет податься в город. Учиться будет, – немного горделиво поделилась Эмма.
– Здорово! Я рада за тебя, но… Будь осторожна, все же…
– Мисс, ну кому ты рассказываешь? Я не так беспечна, как ты, а в случае чего так промеж ног заряжу, что его родители внуков никогда не дождутся!
Кора захихикала. Она с удовольствием просидела с Эммой до середины ночи, обсуждая недожениха, Стефана Фитсроя (потому что он тоже был недоженихом) и еще кучу вещей. Таких посиделок у них с Эммой не случалось уже полгода, так что для Коры эта беседа стала глотком свежего воздуха.
32. Ночь милосердна
Рэдвуд-парк оживал, крыло достраивалось, вся семья Нортвудов приходила в себя после потрясений столицы. Вдали от города не только воздух был свежее и трава зеленее, но еще тут было спокойно. Рецепт умиротворения складывался из шуршания ветвей, аромата ирисов, цоканья копыт, припекающей Инти и пушистых овец, пасущихся чуть дальше на холмах. Здесь все казалось нереальным, в том числе смерть Лотти, которая походила теперь на дурной сон. Рэдвуд-парк дарил утешение, ощущение островка спокойствия.
Особенно Кора любила вечера, когда начинался дождь. Становилось прохладнее и можно было вернуться к горячему чаю со свежей мятой и листьями смородины, а еще к книжным полкам в немного тусклом теплом свете. Это был один из таких дней. Эмма вновь отпросилась к своему недожениху по имени Оливер, а Кора согласилась ее прикрыть. Пришло время возвращать долги, и теперь Эмма сбегала, а ее мисс делала вид, что все в порядке и ее камеристка при ней.
– Я думал, в таких поместьях слуги сами расставляют книги господ, – хмыкнул Аконит, подавая очередной роман. Он, конечно, остался с Корой в этот дождливый прохладный вечер, который идеально подходил для объятий и…
– Расставляют. Папины расставили, а мои нет, потому что я не описала, что и куда определить. К тому же мне нравится возиться с книгами. Когда я была маленькая, то… – фраза оборвалась.
– Что? – Аконит привалился к стеллажу и, сложив руки, внимательно разглядывал лицо Коры.
Интересно, что он там увидел? Какие эмоции? Она бы сама не решилась сказать, потому что не знала, что именно чувствовала.
– Гил, – пробормотала Кора, – мы с тобой часто сидели в библиотеке. В городе, я имею в виду.
Аконит чуть вздрогнул и удивленно моргнул.
– У тебя не было библиотеки, потому что дядюшка Крис не то чтобы любитель чтения. Так что ты ходил к нам, а я была таким ребенком… Не жаловала обильного внимания и шума, так что пряталась. И мы встречались там. В библиотеке.
– Я… Я любил читать?
– Да. А еще, мне кажется, ты презирал кресла и стулья, – улыбнулась Кора. – Ты всегда садился на пол прямо под стеллаж, с которого и снимал книгу. Если я приходила, то не шумела, чтобы не мешать. Иногда садилась рядом, даже спала на тебе…
– Ну, тут ничего не поменялось, – хмыкнул Аконит.
– Ты несносен!
– А в детстве был паинькой?
– Нет. Ну, то есть со мной ты всегда был милым, а вот с родителями… Ты такие дебаты с отцом устраивал… Знаешь, наверное, ты не особенно поменялся, Гил. Только стал злее.
– Злее, – глухо повторил Аконит.
– Извини…
– Ты правда была влюблена в… меня?
Кора покраснела, радуясь, что она распустила волосы и теперь они скрывают ее румянец.
– Ты сам присылал мне сирень, господин убийца. Откуда вопросы?
– Я делал выводы на основе твоих рассказов. И теперь, когда я знаю, что я… я Гилберт, то хотел бы выяснить больше.
– Я делала тебе предложение руки и сердца. Даже на одно колено вставала.
Аконит рассмеялся.
– Я была ребенком!
– А что я?
– Сказал, чтобы встала, и пообещал, что ответишь согласием, если спрошу, когда вырастем.
– И?
– Что?
– Ты так и не спросила.
Кора покосилась на него и фыркнула, беря в охапку еще с десяток книг и подтаскивая их к почти заполненному стеллажу.
– Знаешь, – начал вдруг Аконит, – это сложно. Сложно понимать, что я кто-то другой.
– Ты это ты. Просто когда-то ты был мальчиком Гилбертом, а я была девочкой, которую звали Бельчонком. Я росла, и ты рос. Мы менялись. Но ты это ты.
– Кто? Кирпич? 5897? Аконит? Гилберт?
– Как тебе хочется?
– Привык к Акониту…