Аконит

– Сплюнь.

– Нет, ну правда! Неужто вы старой девой остаться хотите? И ладно бы у вас любовь какая была, безответная там или…

– Мой жених в могиле, – спокойно произнесла Кора, а затем медленно повернулась: – Ты сколько у нас работаешь, три зимы?

Эмма, застывшая с покрывалом в руках, нервно закивала.

– Знать должна, куда я иной раз выхожу в черном.

– Н-на кладбище…

– Вот к нему и езжу, – вздохнула Кора печально, снова утыкаясь в записи. Она почти не врала, да и Гил вряд ли был бы против того, что подруга использовала детскую влюбленность в качестве оправдания.

Хотя, может, если бы Гилберт Хантмэн остался жив, то он бы действительно стал ее мужем. Он бы смеялся над ее дурацкими замечаниями, читал ее статьи и щурился, глядя на нее своими бесконечно лазурными глазами.

Но Гил лежал в земле. Мертвый и навсегда четырнадцатилетний. Он остался в воспоминаниях случайных людей, он жил в мыслях Коры и его отца – Кристофера Хантмэна. Но никто не знал, каким замечательным был Гилберт, для всех он стал очередной жертвой жуткого Людоеда. Убийца стал легендой, а мальчик просто умер.

Нечестно! О, Первый, как несправедливо!

Кора зарылась пальцами в свои спутанные рыжие локоны, будто вычесывая из них мысли об ушедшем друге. На это нет времени, ей нужно сосредоточиться!

Аконит. Что заставляет тебя убивать?

Молчаливая Эмма неслышно выпорхнула за дверь, а перо Коры бездумно бродило по пустому листку. Разные числа, дни… Что же их все-таки объединяет?

Она взяла в руки короткий карандаш, по бумаге чиркнул грифель. Почти две декады разделяли первые два убийства, следующие – восемнадцать дней… Кора резко выпрямилась, слушая, как застучало сердце, горяча кровь.

Один, два, три… Теперь поверх дат карандаш оставлял числа. Девятнадцать, восемнадцать, семнадцать… Все верно!

Кора пересчитала, а затем с тихим победным визгом подпрыгнула на стуле. Вот что понял Мортимер Чейз!

Если ее предположения были верны, следующее, седьмое убийство должно было случиться спустя четырнадцать дней.

– Тогда, – пробормотала Кора, едва не задыхаясь от достигнутого успеха, – следующая жертва Аконита станет известна шестого числа третьей весенней декады! А сегодня… прошел седьмой день второй весенней декады…

Она уставилась на календарь, чувствуя, как страх холодной цепью сковывает позвоночник:

– До нового убийства Аконита осталось восемь дней.

5. Рубиновая дама

Инти поднималась над горизонтом особенно медленно. Ее свет рассеивался в плотном мареве утреннего тумана, но день обещал быть теплым. Тем не менее Эмма заставила Кору натянуть новенькие красные перчатки. Камеристка пыталась уговорить ее остаться до завтрака, но Кора едва сдерживала желание поделиться новой информацией. Она так и не смогла заснуть, только бродила по комнате и прогоняла в голове числа, каждый раз убеждаясь в правильности своей догадки.

Пообещав Эмме успеть до начала завтрака, Кора выбежала наружу. В такое время на улице никого не было, разве что странная вдова задумчиво прогуливалась кругами по двору.

– Доброе утро! – бросила ей Кора, решившая все-таки не забывать о приличиях, которые она так часто игнорировала.

Миссис Шарп в ответ медленно кивнула, задумчиво глядя мимо соседки. Впрочем, ничего удивительного, за два года Кора привыкла к странностям печальной вдовы.

Сонные улицы неспешно просыпались. В сквере распевались птицы, напоминая о приближении весны. В утренней тишине слышался бодрый стук каблуков.

Перейдя дорогу, Кора задержалась у двери нужного дома. А что дальше? Среди ее знакомых едва ли нашлась бы пара человек, снимавших комнаты, и, стоя у двери одного из них, она не знала, как ей следовало поступить. Постучать? Попытаться открыть? Или… А что «или»?

Кора оглядела тяжелую дверь и почтовый ящик рядом. Раздумывать долго, к счастью, не пришлось: дверь распахнулась, выпуская вперед собачку и зевающего мистера Чендлера. Он мгновенно узнал девушку и после пары приветственных фраз пропустил ее внутрь.

Она метнулась вверх, по пути распахивая пальто. На третьем этаже из-за приоткрытой двери тут же показалось морщинистое лицо. Глухой и сиплый голос старухи догнал ее.

– Опять ты! Грешница! Дочь лалеты[17]! – кричала она. – Как тебя Шаран носит! Совратительница, именем Первого, отстань от бедного мальчика!

– Кто дал вам право так говорить со мной? – возмутилась Кора, выпрямляясь. – И разве Первый не карает за пустую хулу?

– Пустую? Да по тебе видно, что ты грязная девка! Шарф красный напялила, перчатки! Губехи еще нарисуй! Лалетина посланница! Да снизойдут малахи, да ниспадет на твою голову…

– Миссис Мур, доброе утро! – Джон, вероятно, услышав громкие голоса, выглянул из своих комнат. Его заспанные глаза щурились, на щеке остались вмятины от подушки. Он едва сдерживал зевки, а заметив Кору, принялся приглаживать растрепанные черные волосы. – Что-то случилось… кузина?

– Да… вроде того. Кузен. – Подыграть несложно, а так, может, вредная старуха отвяжется.

Джон нервно оправил синий халат, из-под которого выглядывали мятые брюки. Миссис Мур подозрительно озирала парочку, а затем заключила: