Аконит

Кора рванула обратно, выбегая на улицу, пытаясь дышать и унять дрожь в теле, спрятать страх глубже. Не выходило.

– Корри! – слышалось будто сквозь толщу воды.

А что, если Аконит вошел к ним домой? Что, если она вернется, а все комнаты усеяны трупами родных?

Всхлипы душили, а слезы скатывались по щекам.

– Корри, посмотри на меня!

Она с трудом подняла голову, ловя испуганный взгляд серых глаз. Джон придерживал ее, не позволяя упасть.

– Сокровище мое, – зашептал он, бережно вытирая ее мокрые щеки, – не пугай меня. Что случилось?

– Аконит, – еле слышно сказала она наконец и, наплевав на приличия, указала в сторону дома пальцем, – там.

Кора вцепилась в Джона, возвращая себе более устойчивое положение.

– Я… Первый, как он там оказался?

– Не знаю. Нужно позвать констеблей, они же… В общем, вызовем полицию.

– Зачем? Я вызывала их в прошлый раз. Аконит не ядовит, я не отравлюсь.

– Но если это был убийца…

– Ладно… Но я просто запру калитку, а аконит… Надо перенести соцветие к воротам… И тогда завтра я его «случайно» найду.

Джон неодобрительно покачал головой.

– Ты только… Проводи меня, хорошо? Мне не по себе…

Обратный путь ко входу занял чуть дольше времени. Кора едва переставляла одеревеневшие ноги. Калитка так и осталась раскрыта, а аконит лежал перед ней.

– Кто знает об этом проходе? – тихо спросил Джон.

– Семья, слуги, соседи. Тут же и другие калитки. Запасные выходы. Такие делали почти во всех подобных районах, – шмыгнула носом Кора. – Что ж, надо взять его в руки…

Надо. Чтобы перенести. Она бы с удовольствием свалила эту «честь» на Джона, но ему нельзя было касаться цветка. Аура магов сильна, они оставляют после себя весьма явные отпечатки. А Кора могла даже весь цветок облапать, ее следы можно было хотя бы объяснить: она же и должна найти его утром.

Неспешно опустившись, она подобрала соцветие, придерживая за самый кончик. Вряд ли он ядовит, но касаться аконита было страшновато. Вот только… Это не был аконит. Стоило Коре дотронуться, соцветие покрылось рябью, а когда растение уже оказалось у нее в руке, аконит окончательно потерял прежний вид.

Это все еще был цветок, но другой.

– Сирень, – выдохнула Кора.

15. Сирень и могила

Кора вернулась домой через коридор для слуг, встретившись по пути с Эммой. Та сочла сирень подарком кавалера, и спорить с таким предположением не было смысла. Поднявшись в спальню, Кора сразу же заперла дверь и ворвалась в ванную, чтобы раскрыть окно. Она положила сирень к стене Аконита, а сама, по пути стягивая пиджак, вернулась в спальню, чтобы захватить книгу по флориографии.

Когда Кора вновь вошла в ванную комнату, Джон уже сидел на полу, побоявшись испачкать подушки грязью, собранной на улицах Клоаки. Запах смога, пропитавший одежду, еще отчетливо чувствовался. Кора нервно мотнула головой, пытаясь избавиться от вони, и продолжила дрожащими руками пролистывать страницы. Она делала это так резко, что едва не разрывала бумагу.

– Давай я, – Джон протянул руку, предлагая передать ему книгу.

Кора протянула ему том, переключившись на тревожную ходьбу вокруг ванной. Чтобы хоть куда-то деть трясущиеся пальцы, она принялась расплетать косу. Пряди путались, и Кора без жалости тянула их, невзирая на боль.

Джон листал страницы куда лучше, правда, делал это заторможенно. Видимо, его нервозность проявлялась именно так.

– Ну что там?

– Сирень… Сирень – символ первой любви. – От движения головой стекла очков сверкнули, отразив свет лампы.

– А про цвет?

– У нас какая? Лиловая или фиолетовая?

– Прочитай оба варианта.

– Фиолетовая сирень означает признание в любви – «сердце вверяю». А лиловая… лиловая о воспоминаниях первой любви. «Лиловая сирень задает вопрос от дарителя: любишь ли ты меня до сих пор?» – зачитал Джон.

– Что за бред? – Кора помотала головой, и расплетенные волосы ударили по щекам и плечам.

– Может, чья-то неудачная шутка?

– Нет, нет. Я так не думаю. Просто… Либо Аконит признается мне в любви, либо… Воспоминания? Первая любовь? – дыхание сперло. – Я и не влюблялась… Только… разве что… Но это же детская…

– Корри? – Джон отложил чтение, поднялся и подошел к ней, придерживая ее дрожащие плечи. И Кора снова оперлась на него, понимая, что колени ее вот-вот подогнутся.

– Первый… Этого же не может быть? Это же бред, да? Гил же не мог… Но он знал бы о проходе. Забор заделали, но про калитку он тоже знал, да? Первый… Первый милостивый…

Кора почувствовала, как голова закружилась сильнее. Перед глазами потемнело и вспыхнули пятна, в ушах протяжно и пискляво зазвенело.

– Взгляд… Этот взгляд… – бормотала она бессвязно, цепляясь за Джона.

Память угодливо воскресила события почти трехдекадной давности, как Кора, лежа в грязи, смотрела на Аконита и как он смотрел на нее. Она сразу почувствовала что-то, но не смогла понять, а теперь вдруг все стало ясно: он ее узнал. Его взгляд. Он узнал Кору!

Аконит был высоким. Прямо как дядюшка Крис. А сын пошел в отца.

Светлые волосы, цвет которых искажался во тьме и казался то пепельным, то русым. А может, они были пшеничными? Как когда-то у Кристофера…