АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 1

На ней был черный свитер под горло, короткая черная юбка и черные гольфы. Она всегда ходила в черном.

— Владик, мне очень страшно. Я боюсь, что не доживу до зимы.

— Геля, что случилось? — спросил я мягко.

Она молча оттянула рукав свитера. Я увидел посеревшие бинты, клочки свалявшейся ваты. Ее руки были замотаны бинтами до самого локтя.

— Это ты с собой сделала?

— Нет. Не я.

Она отвернулась к окну. На улице моросил дождь. Геля внимательно разглядывала желтый осенний листок, прилипший к мокрому стеклу.

Я обнял ее за плечи.

— Он бьет тебя?

— Нет.

— Наркотики? Если Рей подсадил тебя на иглу…

Она нервно повела плечами.

— Да нет же! Ничего такого.

Геля повернулась ко мне, посмотрела на меня долгим взглядом.

— Мне правда очень жаль, — тихо сказала она. — Но теперь уже ничего нельзя сделать. Совсем, совсем ничего.

Я коснулся губами ее лба. Она ответила на мой поцелуй. Наши чувства давно угасли, но наши тела все еще помнили друг друга. Я притянул ее к себе. Начал было стаскивать с нее свитер, но она схватила меня за запястье.

— Не нужно. Не снимай.

Она потянула мне к постели. Когда я стаскивал с нее кружевные трусики, то не мог не заметить глубокие порезы на внутренней поверхности ее бедер.

Потом я лежал на смятой кровати, закинув руки за голову. Геля стояла посреди комнаты, оправляя сбившуюся одежду.

— Ты ведь не скажешь Рею? — спросила она.

— Я что, сам себе враг?

Она пригладила волосы, бросила в сумочку ключи и мобильник.

— Мне надо идти.

— Куда?

— В универ. Я же не хочу, чтобы меня выперли, как твоего Даника.

— Он не мой. Он сам по себе. Мы с ним не спим, поверь, любимая.

Геля тихонько засмеялась.

— А ты все такой же пошляк, Владик. Ничуть не изменился.

— Может, все-таки останешься?

Она покачала головой.

— Нет. Там, в холодильнике, жареная курица и салат. Поешь, если хочешь. Внизу котлеты, их не трогай. Это Алены.

— Не буду. Алена придет в ярость, если узнает, что Гелин хахаль сожрал ее котлеты.

Геля смотрела на меня, улыбаясь.

— Жаль, что ничего уже нельзя изменить… — сказала она. — Когда будешь уходить, не забудь запереть дверь на нижний замок.

Я остался один. В комнате пахло сандалом и ванильно-сахарными духами, которыми пользовалась Геля.

Я поднялся на ноги. Бросил взгляд на столик у кровати. На маленьком фарфоровом блюдечке лежали Гелины украшения — цепочки, браслеты, тоненькие колечки и гвоздики для пирсинга. Мной овладел какой-то дурацкий романтический порыв. Захотелось оставить что-то на память о Геле. На память о сегодняшнем дне. Я взял с блюдечка серебряный гвоздик-сережку и сунул ее в карман джинсов.

Потом я начисто забыл об этой булавке, но ее нашли менты при обыске. Теперь она может стать очень нехорошей уликой против меня. Я официально признан невменяемым. Оно и к лучшему. На меня уже повесили два трупа. По законам нашей страны это расстрельная статья. Они пришили бы мне еще и убийство Гели, если б только нашли ее тело. Она считается пропавшей без вести, но что-то мне подсказывает, что ее уже нет в живых.

6

После ссоры с Реем Дани где-то прошлялся всю ночь и вернулся домой лишь под утро. Молча улегся на свою койку, отвернулся лицом к стене и больше не двигался.

Утром Рей уехал. Сел за руль своей «Ауди» и умотал в город. Или куда-нибудь еще. Он никогда не отчитывался о своих вылазках. Я остался в нашей хибаре наедине с Дани. Чувствовал я себя, мягко говоря, неуютно.

В последнее время Дани меня серьезно беспокоил. Он сделался очень замкнутым. Валялся на койке в странной апатии, глядя в потолок и почти не реагируя на окружающее. Иногда он начинал нести всякую чушь — про замерзшую кровь, про голоса в пении цикад. Иногда раскрывал Книгу и сидел над ней часами. Когда я заглядывал ему через плечо, то видел, что манускрипт открыт на одной и той же странице. Я опасался, что у него всерьез поехала крыша. Впрочем, неудивительно. Последние несколько ночей мы жили, как в осаде, готовясь к самому худшему.

Каждую ночь валились деревья в лесу. Мы слышали, как Он беснуется в чаще, пытаясь прорвать невидимую преграду. Один раз деревья начали падать совсем рядом с домом, а потом мы почувствовали удар в стену — настолько сильный, что зазвенели оконные стела, и с крыши посыпалась труха. Рей скатился с койки и, не зажигая свет, вслепую, принялся чертить на полу пентакли. Тогда все затихло. Утром мы нашли следы возле дома — продолговатые вмятины, будто от асфальтного катка. Мы пытались шутить. Ласково называли Его «нашим невидимым другом». Но мы все были на взводе. В такой обстановке свихнется кто угодно, не то что Дани.

Их стычки с Реем становились все более ожесточенными. У этих двоих всегда были разногласия. С самого начала. Рей врал, когда говорил, что у них с Дани полное взаимопонимание. Ничего подобного. У Дани всегда был этот болезненный нигилизм, полное отрицание любых авторитетов.

Рей хотел был главным. Носился с идеей создать общество Избранных. Сделаться чем-то вроде лидера секты. Нас он называл аколитами. Ассистентами. Послушниками.

Со мной это ему почти удалось. Я преклонялся перед его талантом писателя. Слушал его, разинув рот. Он был для меня всем.