АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 4

Оно сидело в метре от меня. Теперь, при более ярком освещении, я сумел рассмотреть тварь более подробно. Она была около метра в длину и с полметра в высоту. На ней не было ни перьев, ни чешуи — всё тело её представляло собой нечто, напоминающее по структуре насквозь прогнившее почерневшее мясо, изрытое какими-то крошечными бело-жёлтыми существами, которые и сейчас копошились в своих норах, выползая на поверхность и срываясь на землю — о которых я вовсе не желал ничего знать. Но самым кошмарным в облике существа были глаза — неспособные отразить хотя бы квант света, они чернели, подобно ненасытным космическим провалам, выделяясь даже на фоне тела. Тварь, не мигая, смотрела на меня, застывшего, парализованного ужасом — а затем открыла свой омерзительный загнутый клюв, и я наконец услышал её голос.

Это не было клёкотом, рёвом и вообще звуком, что издаёт живое существо. Это было похоже на булькающий предсмертный хрип низвергающегося в безвозвратное небытие мира. Откуда-то пришло осознание, что устами твари глаголет наш и сотни других миров. Хрип длился несколько секунд, а затем птица, захлопнув с противным скрежетом клюв, склонила голову набок, и её беспросветно-чёрный глаз уставился в самую мою душу. Как заворожённый, я взглянул в его бездонную глубину, и перед моим внутренним взором пронеслись картины, навеки заклеймившие тьмою мою душу, а безумный ветер окраин небытия нашёптывал мне покрытые плесенью межмирового ужаса фразы…

…Нет пламени в их землях. Все звуки навеки смолки там, где лишь бескрайние болота и чёрная земля с редкими мертворождёнными деревьями. Сама почва там сочится кровью, щедро посыпаемая листьями и пеплом, что исторгают их небеса подобно снегу. И небо их — вечные сумерки, мир тот не нуждается в светилах, ибо само их небо испускает тусклое свечение, но сам свет для их существования не нужен им вовсе. Безмолвие там задаётся девятью углами, ибо и звуки им не нужны. Лишь они, да тени погибших миров нашли там пристанище.

Чувствуй, чувствуй страх перед чернейшим мраком. Они заберут твоё сердце и душу в тот туман и в те сумерки, что навсегда застынут над твоим миром, как до этого было в других мирах. Умолкнет последняя скрипка — и настанет черёд гаснуть пламени твоей земли. И больше никогда не воспылать ему — сумерки опустятся и станут навек твоим небом, а твой мир навек сольётся с их миром в прочнейшее соединение. Тени из глубины мироздания явятся твоему взору — и это будет последнее, что ты увидишь.

Ты не заметишь начала, а когда увидишь конец, назад пути уже не будет. Когти, летящие на чёрных крыльях сумеречного тумана, будут глашатаями сопряжения сфер. Навеки…

По-моему, я закричал, и крик мой напоминал вопль древнего человека, впервые узревшего звёзды. Мне было плевать, что подумают люди — ведь они не видели и не слышали того, что открылось мне. Я бросился бежать, отбросив ногой со своего пути скверную тварь, которой не должно было существовать, как и всего того, что происходило вокруг. Я бросился бежать, продолжая исторгать из себя сквозившие отчаянием нечленораздельные звуки. Если бы было в этом мире место, где можно было укрыться от этого вселенского кошмара…

Но я знаю, что мне делать. Во вселенной есть миры, что не пересекаются друг с другом через углы и грани. И в них нет хода этим и иным тварям, при мысли о которых душа жаждет раствориться в первичном бульоне. Один из моих немногих друзей поведал мне о землях, что лежат по ту сторону сна, по которым ему довелось странствовать. Уже год я ничего не слышал о нём — и, подозреваю, он остался там навсегда, ибо те земли блаженны.

Я купил в аптеке снотворное — сильнейшее из тех, что были доступны там. Сейчас, когда я дописываю эту хронику, сидя за столом в своей комнате, передо мной лежит горсть матово-белых таблеток. Я скреплю и запечатаю листы рукописи, а затем как можно дальше зашвырну их за окно, после чего единым махом прокомпостирую сразу все билеты в царство снов. Надеюсь, всё получится, и я не увижу того, что станет с этим миром.

Я не знаю, сколько у нас остаётся времени — год? месяц? несколько дней? день? Также я не ведаю, почему именно мне открылось всё это. Я знаю лишь, что всё это — правда.

И если ты найдёшь мою хронику, то не спеши выбрасывать её, приняв за записки сумасшедшего. Мир уже не спасти, но людей — ещё можно попытаться.

О нет, вот они, облепив мой тополь, в тлетворном безмолвии смотрят на меня сквозь распахнутое окно! Скорее, им не взять меня! Последние строки, и я буду уже далеко.

Помни — сейчас осталось меньше времени, чем ты думаешь.

Гораздо меньше.

ДМИТРИЙ КОЛЕЙЧИК ПРЕДИСЛОВИЕ К АДУ

Рай — это отсутствие ада.

У. Берроуз