Конечно, она не могла видеть ни пылинку (ведь она не была волшебницей), ни Акселя, зачарованно глядящего ей вслед. Он ещё не встречал её после возвращения. Неужели за это время она стала ещё прекраснее? Всё та же фигурка, и волосы те же — до самой талии…Так мальчик и стоял бы, глядя ей вслед в солнечном мареве, если бы Пепа вдруг не остановилась и не нагнулась.
Тут только Аксель заметил, что её окружают шесть колючих островков. Видимо, кто-нибудь из ежей фукнул, прося пищи, или хозяйка сама решила, что стоит их покормить — как бы то ни было, она достала из кармана пакетик и начала раздавать зверькам сухие, тёмные лепёшечки.
Решение пришло мгновенно! Аксель вихрем вылетел из номера, забыв захлопнуть дверь, скатился вниз по лестнице и, переведя дух, чинно вышел во дворик. Вот только сердце у гуляющего туриста билось где-то под самым горлом, и пот заливал глаза…Описав неуверенный полукруг, словно не зная, куда направить свои стопы, Аксель в конце концов медленно и лениво двинулся к фонтану. Пройдя мимо Пепы, которая всё ещё стояла к нему спиной, он кашлянул. Пепа небрежно оглянулась.
— Здравствуй, — сказал Аксель.
— Здравствуй, — сказала Пепа. И вновь принялась кормить своих чёртовых ежей. Но за ту секунду, что она смотрела на него, Аксель успел заметить: глаза у неё ещё больше и темнее, чем ему прежде казалось.
Что же они напоминают? А…глаза Белой Маски — когда эта маска исчезла! Такие же чёрные, живые и блестящие. Прежде они такими не были — по крайней мере для него, Акселя…
— Чем ты их кормишь? — осведомился мальчик, кашлянув.
— Так. Дрянь всякая. Специальный корм, — сухо ответила Пепа. — Я их обычно утром кормлю, но сегодня дел было много, вот и забыла.
— Ну да, у вас ведь ещё куры, свиньи…и осёл, — сказал Аксель, наблюдая, как самый крупный ёж жадно поедает с узкой ладошки Пепы тёмные крупицы чего-то, напоминающего прессованных насекомых. — А тётя, наверное, всё больше на кухне и на «ресепсьон»?
— Где же ей везде поспеть, — вздохнула Пепа. Стряхнула с подола крошки, выпрямилась, но не порывалась уйти, а глядела на Акселя как на нормальное, живое существо. И только тут, увидев её по-настоящему, вблизи (а может, время помогло?) Аксель понял, какая она красавица. В этих глазах можно было утонуть и никогда не вынырнуть, они были…как ночь. Нет! Аксель ещё не знал, как что — но кожа у неё точно была, словно абрикос…Он поспешно отвёл глаза, побагровев, и спросил первое, что пришло в голову:
— Агапито, наверное, лягается, когда ты его кормишь?
— Когда он не в настроении, может укусить, — спокойно сказала Пепа. — Но тётя его любит. Мы с Жоаном кормим его по очереди, — прибавила она. — Иной раз корм даёт сама тётя Аделита — сегодня, к примеру.
— А…завтра чья очередь?
— Моя.
Аксель глубоко вздохнул и сказал:
— А можно мне посмотреть, как ты его кормишь?
— Вообще-то он не жалует гостей, — на секунду нахмурилась девочка. Затем лоб её разгладился, и она добавила: — Но раз тебе охота…Никогда не видел осла?
— Видел, — чистосердечно сказал Аксель. — Каждое утро в зеркале.
Пепа прыснула в кулак (Аксель зачарованно глядел на его костяшки). Затем быстро огляделась и, спохватившись, стала серьёзной.
— Ты не такой, как другие, — сообщила она. — Другие туристы. Они бы не пошли смотреть осла…Ладно. Я покормлю его в восемь — Агапито.
Она щёлкнула языком, и её колючая свита встрепенулась. Пепа уже удалилась от не верящего своему счастью мальчика метра на два, но затем остановилась и опять взглянула на него.
— Спасибо за подарок. Мне нравится. И за стихи. Ты пишешь их по ночам?
— Почему ты так думаешь? — сипло сказал Аксель.
— «Я никак не могу успокоить моё сердце на исходе ночи», — процитировала Пепа по-каталонски, вновь вогнав Акселя в краску.
— Нет…Я по утрам не спал. Видел…как вы танцуете, — признался Аксель, не смея взглянуть на неё.
Теперь уже немножко смутилась Пепа. Но ненадолго.
— А, это так…Подработать. С Жоаном разве станцуешь? Если б я знала, что ты не спишь из-за нас, я бы нашла другое место.
— Нет-нет, что ты! Мне так нравилось…Где ты теперь будешь танцевать… Пепа? — впервые назвал её по имени Аксель.
— В «Трамунтане». Тётя уже договорилась.
— Я приду смотреть! — объявил Аксель.
Она бегло улыбнулась.
— Тебя здесь уже не будет. Но — спасибо!
И пошла. Верней — поплыла. Как большой корабль, а за ним — шесть лодочек…Аксель вздохнул и сосредоточился, чтобы…
— Эй! Кабальеро!
Он повернул голову. К нему, набычившись, приближался Жоан — в брезентовых шортах, грязной майке, тощие плечи по-борцовски ссутулены…Противник явно пытался нагнать на Акселя страху, но достиг обратного. Переход от такого видения, как Пепа, к этому засаленному задире вызвал у мальчика лишь всплеск раздражения.
— Чего тебе? — угрюмо сказал он, глядя Жоану в глаза, которые тут же тревожно забегали. Но отступать враг не собирался.
— Ты же кабальеро, да? — осклабился Жоан такой ухмылкой, какую Аксель нечасто видел и на взрослом лице. — А она — твоя энаморада?