Кошачий аватар, конечно же, готов: он вскакивает, шипя, и выпускает алмазные когти. Сирхан кричит — Нет, Манни! — и поднимается, как в замедленной съемке, но взрослый Манфред понимает, что у происходящего есть и скрытая сторона, и остается недвижим, ощущая, как по коже бежит холодок. Манни хватает кота человеческими руками, поднимает его за загривок и тащит к лезвию своей ужасной руки-косы. Раздается вопль и душераздирающая возня, и Манни вскрикивает. Исполосованную руку пересекают яркие параллельные струйки крови — аватар, все же является настоящим биологическим телом, и автономная система контроля не сдаст его без боя, что бы ни замыслил несравненно больший экзокортекс. Но коса Манни дергается, раздается ужасный булькающий звук, кровь разлетается брызгами, и кошачья штука взлетает в воздух. Секунда — и все кончилось. Сирхан, поспев, сгребает Манни и оттаскивает его подальше. Но в рукаве больше не оказывается трюков — аватар Айнеко так и остается лежать окровавленными лохмотьями меха и внутренностей, разбросанными по полу. По внутренней речи раздается и стихает призрачный триумфальный кошачий смех.
— Манни, плохой мальчик! — кричит Рита, решительно и сердито шагая вперед. Манни съеживается и начинает плакать — включаются рефлексы безопасности маленького мальчика, не понимающего природу угрозы своим родителям.
— Нет-нет, все в порядке! — пытается объяснить Манфред.
Памела сжимает его в объятиях. — Ты все еще…
Он глубоко вдыхает. — Как видишь!..
— Плохой, очень плохой мальчик…
— Кот хотел его съесть! — протестует Манни, пока родители тащат его из комнаты прочь, чтобы еще чего не случилось. Сирхан виновато оглядывается на взрослую версию Манфреда и его бывшую жену. — Я должен был остановить плохую штуку!
Плечи Памелы трясутся в руках Манфреда, будто она тихо смеется. — Я все еще здесь — бормочет он, заметно удивленный. — Исторгнут непереваренным, после стольких лет. Да, во всяком случае, эта версия думает, что она все еще здесь…
— Ты веришь всему этому? — наконец спрашивает она, но в ее голосе еще слышится неверие.
— О да. — Он переминается с ноги на ногу, рассеянно поглаживая ее волосы. — Я верю в то, что все сказанное Айнеко имело целью заставить нас среагировать в точности, как мы среагировали. В том числе — дать веские причины ненавидеть его и спровоцировать Манни уничтожить его аватар. Айнеко хотел уйти из наших жизней и решил, что ощущение развязки с катарсисом этому поспособствует. А еще сыграть семейного бога из машины… Чертов классический комедиант. — Он запрашивает у Города отчет о состоянии и вздыхает: номер его версии как раз увеличился на единицу. — Скажи… Ты будешь скучать по Айнеко? Как ты думаешь? Мы ведь больше его никак не встретим.
— Не говори об этом. Не сейчас — распоряжается она, прижимаясь подбородком к его шее. — Я чувствую себя использованной.
— И не без причин, да уж… — Они долго стоят, заключив друг друга в объятия, ни о чем не разговаривая, даже не удивляясь, что они сошлись снова после стольких лет раздора. — Тусоваться с богами — небезопасное дело для простых смертных. Во все времена. Скажешь, тебя использовали? Айнеко сейчас, наверное, уже убил меня… Если только он не врал и про уничтожение той копии.
Она вздрагивает в его объятиях. — Вот почему так трудно иметь дело с послелюдьми. Их модель твоего сознания, весьма вероятно, точнее твоей собственной.
— Как давно ты пробудилась? — спрашивает он, аккуратно пытаясь сменить тему.
— Я? Ох… я не знаю точно. — Она отпускает его, шагает назад и оценивающе разглядывает его лицо. — Я помню Сатурн, помню, как угоняла тот музейный экспонат и улетала, а потом… Потом я обнаружила, что оказалась здесь. С тобой.
— Наверное… — Он облизывает губы. — Это был сигнал к пробуждению нам обоим. Второй шанс… Что ты собираешься делать со своим?
— Не знаю. — Снова оценивающий взгляд — будто она пытается понять, чего он стоит. Такой знакомый… Почему она считала его враждебным? — У нас слишком много истории на плечах — непросто об этом думать. Либо Айнеко лгал, либо… нет. А как насчет тебя? Скажи, чего ты хочешь?
Он знает, о чем она. — Давай встречаться? — спрашивает он, и подает ей руку.
— И в этот раз — она сжимает ее — без родительского надсмотра. Она тепло улыбается, и они идут к порталу рука об руку — взглянуть, как их потомки отнеслись к своей неожиданной свободе.
(июнь 1999 — апрель 2004)