Акселерандо

Они перенесли имперский Брюссель на Сатурн целиком. Они построили карту десятков мегатонн зданий с нанометровым разрешением, и отправили ее во внешнюю тьму, чтобы там, на дне гравиколодца, перевоплотить на колонии-кувшинке. Более того, скоро за Брюсселем последует и вся остальная поверхность Земли, и поплывет с плотами-колониями по стратосфере гиганта, как яблочная кожура. А потом Зловредные Отпрыски вырежут из планеты сердцевину, и переработают ее всю в облако новоиспеченных квантовых компьютеров, чтобы присоединить ее материю к разрастающемуся мозгу-матрешке.

Из-за состязания за ресурсы в планирующем алгоритме фестиваля — а может, это просто замысловатая шутка — Брюссель теперь начинается сразу по ту сторону алмазной стенки пузыря, в котором разместился Бостонский Музей Наук, всего в километре лета почтового голубя. Так что, когда настало время отмечать день рождения (или именины? Кто знает, как называть этот праздник на синтетической поверхности Сатурна…), Амбер решила вытащить людей в свет ярких огней большого города.

В этот раз она дает весьма особенную вечеринку. Прислушиваясь к мудрому настоянию Аннетт, она арендовала ресторан Атомиум, и пригласила на событие целое толпу гостей. В какой-то мере это семейный загул — Аннетт обещала ей, что устроит сюрприз — но в ничуть не меньшей мере и деловая встреча — представление своей кандидатуры, публичный ход, имеющий целью рассчитать траекторию входа Амбер в главный поток политики человеческой системы, и попробовать воду.

Не то, чтобы Сирхану хотелось присутствовать там — у него есть куда более важные дела. В первую очередь, конечно — продолжающаяся работа над сортировкой воспоминаний Айнеко о путешествии Выездного Цирка. Также он занят сравнительным анализом серии интервью с ресимулированными логическими позитивистами из английского Оксфорда (с теми из них, кто не впали в тотальный ступор, надежно узнав, что все их векторы состояния — члены множества всех множеств, которые не содержат самих себя[193]), и все это — в свободное время от попыток как следует сформулировать и обосновать свое чувство, что сеть маршрутизаторов — всего лишь случайность, один из маленьких выкрутасов эволюции, а "внеземной интеллект" — это оксюморон.

Но Тетя Нетти крепче сжимает его руку и обещает, что если он пойдет на вечеринку, он, возможно, успеет на сюрприз. И нет, он не станет сожалеть о своей роли мухи на стене на предстоящей встрече Манфреда и Аннетт, ведь его ждет самый лучший чай из всего, что сделано в Китае.

Сирхан подходит к куполу из нержавеющей стали, скрывающему вход в Атомиум, и ждет лифта, встав в очередь за стайкой молодо выглядящих женщин. Худощавые красотки шуршат коктейльными платьями и красуются тиарами из немого кино 1920-х (Аннетт объявила темой вечеринки век элегантности, прекрасно зная, что это вынудит Амбер сосредоточиться на публичном облике), но мысли Сирхана где-то еще. Часть их занята параллельными интервью с ресимулированными философами (о, это замогильное "о чем невозможно говорить, о том следует молчать!"), часть — гоняет ремонтных ботов по трубам и воздушным рециркуляторам в музее, а сам он обсуждает с Айнеко результаты наблюдений инопланетного артефакта на орбите у Хендай +4904/-56 — и то, что остается, заботится о социальном присутствии не больше, чем выжатый лимон.

Лифт приходит, и пассажиры набиваются в него толпой. Сирхан оказывается зажатым в одном углу между пузырем светских смешков и клубом ароматического дыма, испущенным несуразной формы сигаретным мундштуком слоновой кости, и лифт взмывает на шестьдесят метров вверх, к смотровой площадке наверху Атомиума. Это десятиметровый металлический шар, соединенный спиральными лестницами и эскалаторами с четырьмя другими сферами, своими соседями по гигантской объемно-центрированной кубической ячейке, и когда-то она была центральным предметом экспозиции Мировой Ярмарки-1958. В отличие от большей части остального Брюсселя, Атомиум состоит из исходных атомов — из оригинального сплава, прокатанного и формованного еще в докосмическую эпоху — и он был за баснословную цену отправлен на Сатурн целиком. Лифт останавливается с легким толчком. —Ох, вы же меня простите? — пищит одна из любительниц веселья, не удержавшись на ногах и опираясь на Сирхана.

Он моргает, краем глаза заметив ее черную копну волос и искусно наведенный вокруг глаз хроматофорный макияж. —Не за что. — Где-то на фоне его сознания кошка нудит о незаинтересованности членов команды Выездного Цирка в кошачьих попытках декомпилировать их инопланетного попутчика, Слизня, и Сирхан чувствует отчаянное стремление понять, что же там происходило. Здесь есть ключ к пониманию страстей и слабостей его почти-матери, он чувствует, что в грядущем это окажется важным — и как же бессовестно его отвлекают!